Нечто подобное произошло с первым изданием «Ветки рыжей сосны». О, разумеется, нам известны куда более печальные и страшные, куда более разительные примеры литературной несправедливости: даже гениальные произведения подвергались, оклеветанные, насильственному забвению, десятилетиями прозябали в рукописях или гнили на полках специальных хранилищ. Участь прозы А. Кучерова несравненно легче: ее не заметили, только и всего. Это, конечно, никакое не преступление; но мне кажется, что это ошибка.
Навряд ли даже сам Анатолий Яковлевич сильно страдал от нее: он умер вскоре после опубликования своей главной книги, когда было еще не ясно, какой окажут ей прием, а похвалы друзей-литераторов, конечно, обнадеживали.
Кроме того, он недаром был ученым-филологом, историком литературы: цену своему мастерству знал, но едва ли рассчитывал на единодушное сочувствие. Не мог он не понимать и того, что в силу многих причин его писательская биография сложилась неудачно.
Вероятно, не было в пятидесятые, в шестидесятые годы среди ленинградской пишущей братии такого человека, который не дорожил бы литературными суждениями Кучерова, — ведь он заведовал отделом прозы в «Звезде» и, как немногие, умел разглядеть в новичке дарование, дать профессионалу полезный совет.
Но разве кто-нибудь помнил или догадывался, что этот доброжелательный ценитель сам владеет искусством сложить фразу, передающую звук голоса одновременно с явственным изображением... Например, такую:
«Воздух трепетал над камнями, разрезанный по всем направлениям крыльями. По земле, как шарик ежа, кубарем катились птичьи тени».
Или такую:
«Родиной Царая были черные лесистые горы, где деревья иногда бывают в два обхвата и где дома складывают из круглых бревен, а в пазы кладут мох, где деревья, ползущие по склонам, закрывают простор, прячут человека, приучают к лесным запахам и шумам; где ветер с трудом прокладывает себе дорогу сквозь чащу, оставляя на опушках свое прозрачное тело, изорванное сучьями, ветками и листвой».
Это из рассказа «Илита», из книжки, вышедшей в тридцать девятом году. Кто же слыхал об этой книжке — «Потерянная любовь» — четверть века спустя?
И кто читал роман с незаманчивым названием «Поиски будущего», опубликованный еще раньше, в тридцать шестом? А роман-то был написан отлично, на иных страницах проза не уступала тыняновской, некоторые главы прямо увлекательны...
Но все же это был не роман, а только полромана («конец первой части» — значилось на последней странице), и той отваги ума, которая Тынянову позволила влить в исторический сюжет навязанное современностью отчаяние, — отваги автору «Поисков будущего» не хватило. Вот и остался его роман недоконченным: общепринятый к концу тридцатых годов взгляд на М. А. Бакунина, вокруг судьбы которого вращается повествование, — не стоило иллюстрировать...