Он как-то странно посмотрел на меня, кивнул… и проскочил мимо! Решив, что он не понял, я повторил:
— Мне нужно около поста выйти.
— Перетопчешься, — процедил он и вдруг, резко притормозив, повернулся ко мне: — Бабки гони и сваливай.
— Что? — у меня мгновенно пересохло во рту.
— Гони бабки и вали отсюда, — повторил он, сжимая кулак. — И спасибо скажи, что не прибил, придурок. Ну?
Он смотрел на меня с явной злой угрозой. Сказать, что я испугался — значит… соврать. Я мгновенно осатанел от злости и страха, что могу опоздать. Глядя водителю прямо в глаза (в его взгляде мелькнула растерянность, и я его понимаю — четырнадцатилетний мальчишка не попытался броситься опрометью из машины, не отдал покорно деньги, не начал беспомощно бормотать или звать на помощь!), я сказал раздельно, чуть дрожащим голосом:
— Ах ты мурло протокольное, — и, прежде чем он успел хоть как-то отреагировать, достал из кармана джинсов пистолет и направил его от живота в бок водителю.
Он опустил глаза — инстинктивно — и позеленел так, что стало видно даже в еле освещенной кабине. Очевидно, испугался до такой степени, что ему и в голову не пришло попытаться обезоружить меня или хотя бы предположить, что пистолет — не боевой. Его глаза быстро зашарили по мне, уставились в лицо…
— Не стреляй, — умоляюще пробормотал он таким голосом, что казалось — в обморок сейчас упадёт. — Деньги в бардачке, забирай… ключи вот…
— Пошёл на… — я сказал ему — куда, — со своими ключами и деньгами! Мне нужно в посёлок на Эльдорадо. Вези. Вздумаешь ещё шутить — получишь пулю в бок, понял?
Конечно, я говорил так, как говорят в кино. Но это подействовало. Он закивал, словно собачка на лобовом стекле его "ауди" и дал по газам, весь прижавшись к прижавшись к рулю и скорчившись, словно это могло его спасти от пули. Я привалился к спинке сиденья, продолжая держать пистолет у живота. Мне стало смешно и противно от трусости здорового мужика.
Хотя, нацель мне в бок пистолет — кто знает, как бы я сам себя повел? Неизвестно… одно знаю точно — не так! Я подумал вдруг, что могу его сейчас ограбить, раздеть, отобрать машину, заставить танцевать голым брейк на дороге — он все сделает, потому что хочет жить.
Но разве не все хотят жить? И все-таки есть люди, которых не заставишь что-то сделать против их воли… Такой — мой отец. И еще много таких. И что интересно — легче всех ломаются в опасности как раз те, кто при случае рад покуражиться над слабым. Это не сказки, это правда так, и не важно, о чем речь — сшибать рубли с мальков в школе, ограбить пассажира-подростка на дороге ночью, отрезать голову пленному. В масштабе — разница, а ведут себя похоже, чуть прижмет.