И вот мы думали. Думали-думали, когда и думать-то было не о чем. По крайней мере нам с Лолкой. А вот папка… Не знаю, возможно мысль о Максиме пришла ему намного раньше чем он нам о ней сказал. Возможно он придерживал ее напоследок, если уж совсем ничего не останется. Не знаю. Однако когда он ее, мысль эту, все-таки высказал, нам показалось, что его осенило только что. Такой уж он хитрец, наш папа. Впрочем, в последнее время я подозреваю, что способность к изощренной лжи — это у нас семейное.
Итак, к концу нашей пьянки, папочка якобы вспомнил о Максиме.
— Это ваш брат, — сказал он, — вы же знаете, что ваша мама родила сына вскоре после того, как ушла к этому… И этот сын — ваш родной брат.
Ну да, мы знаем, лениво отозвались мы.
— А вы знаете, что она отказалась от родительских прав на вас двоих?
Ну да, и это мы тоже знаем.
— Поэтому Максим — ее единственный законный наследник.
— Наследник?! — хором выкрикнули мы, загоревшись надеждой. Слово "наследник" сразу рисовало в воображении несметные богатства. Но Лолка быстро пришла в себя и скептически заметила:
— Не помню, чтобы у матери было много денег. Разве что у этого ее странного любовника…
— Ее родители, те что во Франции, — улыбнулся отец, — они очень богаты, а Жанна была их единственным ребенком. Это не имело значения когда мы поженились, ей пришлось оборвать все отношения с родственниками заграницей. Но сейчас другое время, девочки мои. И я уверен, что потом она наладила с ними контакт. Наверняка они знают о Максиме, я даже уверен в этом.
— Ну разумеется, знают, ты же сам говорил, что он сейчас во Франции, — сказала Лолка и подозрительно посмотрела на отца. Она уже нервно мерила своими грациозными ногами недавно постеленный паркет, нервно обдумывая какой-то грандиозный план.
Папаша задумчиво покрутил в руках пустую бутылку из-под виски, смерил нас тяжелым взглядом, но ничего не сказал.
— Или ты обманул нас? — Лолка резко остановилась и просто прожгла его глазами.
— Я не знаю, если честно. — Пожал плечами отец. — Так мне сказали, но я не уверен. Мне кажется, что Максим все еще здесь, просто Барсов прячет его где-то в этом своем борделе.
— Вот как… — Лолка снова погрузилась в свои гениальные мысли, — я так понимаю, что ты хочешь быть его опекуном. Но… если он родился когда мать уже была с этим Барсовым, то тот наверное усыновил его. Ведь у тебя же в паспорте Максим не записан?
Отец устало вздохнул.
— Нет, не усыновил. Никто его не усыновил — ни я, ни ее хахаль. Ну я еще понятно, но почему он этого не сделал — не знаю. Признаюсь, недавно, я попытался навести справки о мальчике, узнать где он, но… после того как Жанна умерла, о Максиме нет никаких сведений. Барсов говорит, что отправил мальчишку во Францию к Жанниным родственникам. На этом все ниточки обрываются. Честно говоря, я даже не видел их никогда, ведь мы с ними совсем не общались. Знал только, что у Жанны были где-то на севере Франции мать и отец и что они очень состоятельные люди, вот и все. Говорю же, я и подумать не мог никогда, что это мне может пригодится когда-нибудь. Да и… в любом случае, они бы даже разговаривать со мной не стали. Я испортил их дочери карьеру, посадил ее за железный занавес… Если даже Максим у них, они не скажут мне об этом. К тому же я не являюсь его официальным отцом. Вот если бы его удалось отыскать здесь и поговорить с ним… Объяснить, что мы все по нему скучали и что не наша вина, что так получилось… Ему же уже пятнадцать или шестнадцать, мы бы смогли его убедить, верно, девочки? Тем более вы тоже имеете право на эти деньги, ведь и вы Жаннины дети. Разве это справедливо, что вам ничего не достанется? Мы могли бы добиться кое-чего для себя, если бы у нас был Максим.