— Отойдем.
— Так оно, но я сегодняшний день не забуду, детям своим расскажу, внукам, — возразила Люба и спохватилась — как истолкует ее слова Саша? И, чтоб не подхватил он ее мысль, перевела разговор на другое: — Замерз? Хоть бы телогрейку застегнул.
Он же, еще до встречи, специально распахнул ее, старался держаться боком, чтобы Люба увидела орден. А Люба все время смотрела на его лицо, заглядывала в глаза и не замечала новенького, сверкающего Красного Знамени. Лишь когда ее пальцы прикоснулись к холодному металлу, взглянула на гимнастерку и ахнула:
— Тебя наградили таким большим орденом? Поздравляю!
— Спасибо, Люба! — Саша осторожно пожал протянутую Любой руку и задержал в своей.
— За что тебя наградили, Саша? Расскажи.
: — Даже не знаю. Может быть, за то, что танк подбил?..
— Гранатой? — испугалась Люба.
— Нет, из пушки. В деревне Запростье. Артиллеристов побило, а немцы прут. Я — к пушке. У нее, понимаешь ли, прицел разбит, — начал горячиться Саша. — Я тогда через ствол навел — и попал. Потом еще. Тут полковая артиллерия огонь открыла. Отбились.
— Ой, страшно-то, поди, как было?
— Страх всегда позднее приходит, а в горячке не до него.
— А как же ты из пушки? Умеешь, что ли?
— Так я же танкистом был. Башнером!
— Вот как? Не знала. Меня тоже медалью «За боевые заслуги» наградили, а Катю Мариничеву и Машу Прокофьеву даже орденами Красной Звезды! И еще похвастаюсь: кандидатом в члены партии меня приняли! Все не решалась подавать заявление, а Новгород освободили, написала. На днях кандидатскую карточку получила. Что со мной было, не представляешь! Руки и ноги от волнения тряслись. Ой, заговорила я тебя. Идем в палатку, погреемся.
— А разве можно?
— Нельзя, конечно. Но в шоковой пока, слава богу, никого нет.
Зеленая снаружи палатка внутри была белой. Пол устлан хвоей, топилась печка.
— Как ты назвала эту палатку? — спросил Саша, осматриваясь.
— Шоковой. Сюда самых тяжелых, без сознания, которых даже оперировать нельзя, приносят. — Люба на миг задумалась о чем-то, озорно улыбнулась и попросила: — Ты посиди здесь. Я скоро.
Вернулась загадочная, на Сашу посматривала как-то по-другому. Достала из кармана сверток.
— Держи, — подала кружку, флакон с какой-то жидкостью. — Это гостинец тебе.
— А я ничего не принес. Не догадался, понимаешь ли, — смутился Саша.
— Мне ничего и не надо, а ты выпей, Саша, обмой свой орден.
— И ты выпьешь, — обрадовался он.
— Я еще не научилась, и на дежурство мне ночью, а ты выпей, сразу и согреешься.
Невелико угощение, но не ожидал его Саша. Как лихой казак опрокинул кружку и задохнулся, закашлялся. Ни слова сказать, ни вздохнуть. Руками только мог махать.