— А, слепой? На верхнем этаже направо… Но вряд ли он дома. Его уже дня два-три как не видно.
Мы с Мади обменялись встревоженными взглядами. Дня два-три? Значит, с четверга! Не пришлось бы взламывать дверь…
Схватив Мади за руку, я бросился в темный подъезд и потащил ее вверх по выщербленным ступенькам.
— Это невероятно, — повторяла Мади, — этот человек не может жить в таком доме!
Может, ему это безразлично, он ведь ничего не видит.
Но эта вонь, эта грязь, которая чавкает под ногами, эти железные перила, которые вот-вот обломятся под рукой!..
Вскоре мы добрались до верхнего этажа. Он был таким же разрушенным, но хотя бы чистым. Двери, выходящие на площадку, когда-то были роскошными, но с тех пор немало воды утекло. Я уже хотел постучать в правую дверь, но Мади меня остановила.
— Нет, Тиду, давай не будем заходить. Я, кажется догадалась, почему он тогда не позволил нам проводить его. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, что он живет в такой развалюхе. Наш визит его расстроит.
Но я все же постучал. Ответа не было. Я постучал снова, погромче.
— Ты же видишь, — сказала Мади, — его нет дома. Пошли отсюда!
Я чуть было не последовал ее совету, когда в квартире послышался какой-то шум.
— Кто там? — спросили из-за двери.
Я узнал голос слепого. Он показался мне испуганным.
Кто там? Это вы, мадам Лазерг? Я не узнаю ваши шаги.
Не бойтесь, — громко проговорила Мади. — Это мальчик и девочка, с которыми вы разговаривали в четверг на набережной. Помните — мы гуляли с большой собакой? Мы пришли вас проведать.
Я услышал из-за двери вздох облегчения, потом лязг открываемого засова и скрежет ключа в замке. Перед нами стоял слепой, он был в пальто, как будто собирался выходить на улицу. Однако головного убора на нем не было, и густые седые волосы над изборожденным морщинами лбом были похожи на светящийся нимб.
Надо же… Как вы меня нашли? Кто вам указал дорогу?
Люди на улице и женщина, которая стирает во дворе.
Он всплеснул руками.
Бедные дети, и вы не побоялись войти в эти развалины?
Мы беспокоились о вас. Нам было очень неловко, что мы не проводили вас тогда… Та женщина сказала, что вы не выходите с четверга. Вы больны?
Не то чтобы болен, но… немного прихворнул. Я как раз лег… вернее, прилег на кровать, когда вы постучали.
Старик попытался улыбнуться, потом пригладил рукой свои прекрасные седые волосы и поправил узел галстука.
— Заходите, дети мои!.. И ты, пес, тоже заходи.
Комната, в которую мы вошли, была просторной, как во всех старый; зданиях. Побелка на потолке местами облупилась, обнажив деревянные балки. Какого цвета были когда-то обои, определить я бы не взялся. И все же комнате резко отличалась своей опрятностью от всего, что мы видели в этом доме.