— А тебе какая забота, мужа нет, синяков не наставит.
— Меня твоя Галина и так на каждом углу позорит. Орет, что проходу не даю. А мне больно-то надо за чужие грехи отвечать. У тебя таких, как я, в каждой деревне…
— Ну, не в каждой, — ухмыльнулся Ленька.
— Отстань, говорю.
— Да что ты все отстань, да отстань, недотрога какая, — Сычев запустил руку под кофточку. — Сегодня к тебе загляну на чаек. Не прогонишь?
— Ага, как в песне поется, приходи, мол, на чаек, выпьем водочки.
— И водочки можно. Кто нам мешает?
— Ох, Ленька, допрыгаешься. — Ксения вырвалась из цепких рук и опустилась на стул.
— Ксюша, кому этот фраер вчера звонил, случайно не слышала?
— Слышала. Он вчера по моему телефону разговаривал, в кабинке связи не было. Славику какому-то.
— Славику? — красная морда милиционера напряглась. — Это какому же Славику, уж не Доронькину ли?
— Не знаю.
— А говорил что?
— Не прислушивалась я.
— А все-таки?
— Говорил, что кто-то приехал. Спрашивал, когда тот здесь появится. Еще места нахваливал, — улыбнулась женщина. — А какие здесь места? Самые обычные. Грязь да скука.
Хлопнула дверь. Сычев мгновенно выпрямился и, придав лицу значительное выражение, обернулся.
В помещение вошла бабка Дарья в темном платочке, та самая, что недавно честила Леньку Сыча на весь автобус.
— Мне бы телеграмму отправить.
Ксения сделала вид, будто старательно пересчитывает деньги. Лишь немного растрепанные волосы и заливший щеки румянец напоминали о посягательствах Сычева.
Бабка Дарья все поняла правильно, её неодобрительный взгляд остановился на распахнутой кофточке.
Сыч, подмигнув Ксении, чтобы помнила уговор про вечер, направился к выходу. Ему эта старая ведьма ничего в глаза не скажет. Он при исполнении служебных обязанностей, Ксюхе вот, наверное, сейчас достанется.
Он не ошибся. Едва за ним закрылась дверь, бабка Дарья принялась стыдить женщину.
— На кой тебе сдался этот кобелина, опомнись. Сын растет, перед ним стыдно.
— Да что вы все меня достаете, это нельзя, то нельзя. Живу, как хочу!
— Да ладно бы кто другой, а то этот… Хуже его и мужика-то нету.
— Много вы все понимаете, — огрызнулась Ксения.
— И понимать нечего, нет мужика, и этот не мужик.
— Где же хорошего взять? Они все давно при деле. Хороший от жены не побежит. На весь поселок три с половиной мужичонки незанятых осталось, да и те пьют.
— Пьют, окаянные, — вздыхала бабка.
— Я ведь ещё молодая.
— И, милая, я весь век без мужа прожила. Как с войны не пришел, так и живу одна.
— А чего хорошего-то?
— Хорошего мало, — согласилась старуха. — Только Леньку твово, чует мое сердце, скоро попрут из милиции. Он только этим и жив, должностью своей. Как же — власть, что хочу, то и ворочу. Они, Сычи, все такие. Батька самого Егора немцам служил, его сослали после войны, так в Сибири и сгинул.