— Твою ж мамашу! — кипятился Костыль. — На пиках вся Москва играет, а я без двух остался. В прикупе фунт дыма, да ещё и козыри на одной лапе.
— Не со своего хода бывает, — посочувствовал Славик. — Не переживай, не корову проигрываешь.
Доронькин тоже был недоволен.
— Это называется, что такое не везет, и как с ним бороться. На семерике марьяж ухлопали, и остался без одной.
Николай посочувствовал ему:
— Перезаложился, ведь знаешь, что не со своего хода не рискуй!
Шигин пьяными глазами смотрел на Ладынина:
— Везет тебе, Вадим, мизер сыграл, а мог бы две взятки получить.
— Какое там «везет», — возразил Ладынин. — Прикуп не в жилу: туз и маленькая к чистой масти. Я-то ждал прокладку к одному из вальтов с семеркой, но увы.
Вадим пил наравне со всеми, но оставался почти трезвым.
— А вы, други мои, сами виноваты, — продолжал рассуждать он, — не угадали снос. Я выигрывал, решил подсесть, чтобы вам не обидно было, вот и пошел на авантюру.
— Знаем мы, какой ты благодетель, — громко икнул Костыль, — всех обыграл.
— Пока не всех, а одного тебя, — отпарировал Вадим.
В голове Николая приятно шумело. Он комфортно себя чувствовал в этой среде с непременными разговорами, сетованиями, разбирательствами и анекдотами.
— Журналисты совсем обалдели, — говорил Ладынин. — Тут открываю газету и на первой полосе читаю: «В результате беспорядочной стрельбы убили известного бизнесмена, владельца крупной фирмы „Магнолия“, и его компаньона». Какая же это беспорядочная стрельба? Очень даже прицельная, если такой результат в итоге.
— Не говори, — согласился Славик. — Совсем нас за лохов держат. Просто так никого не убивают.
— …Возвращаюсь я, значит, со службы, тогда ещё на работу ходил, — рассказывал Шигин. — Платили немного.
— Жить будешь, а любить не захочешь, — встрял Славик.
— Да какое там — любить, копейки получал. Иду по проспекту Мира, а там палаток разных — до черта. Тогда, в начале девяностых, народ прямо-таки очумел с этими палатками. Я тоже глаза пялю на импортную продукцию. Вдруг, смотрю, член искусственный продается.
— Большой? — осведомился Доронькин.
— Нормальный. И главное, цена у него, как сейчас помню — 1832 рубля. Ровно столько, сколько мне платят в моей конторе. Ну, до рубля! Я обалдел, а потом задумался: что же это я получаю за свою работу — …уй?! И так мне обидно стало.
— Прямо вместо анекдота рассказывать можно, — засмеялся Вадим.
— Уволился я потом из той конторы, — вздохнул Костыль.
Николай вышел ненадолго в ванную, чтобы ополоснуть лицо холодной водой, а вернувшись, услышал, как Славик и Костя о чем-то спорят. К игре в преферанс это не имело никакого отношения.