"Но ведь тринадцатого февраля — это так скоро…"
И меня вышвырнуло из этого рукава сна, понесло дальше. Я плескался в мутном потоке сновидений, барахтался, пытаясь не утонуть в них — в стремительно несущихся грезах, что одолевали меня долгое время. Интересно, а была ли здесь какая-нибудь спасительная соломинка, за которую я мог бы ухватиться и вылезти? Видимо нет.
Куда я плыл в своем сне? Не знаю. В прошлое или в будущее — все одинаково серо. Река в темноте, не поэтично ли? Здорово напоминает пылкие фантазии юных поэтов, которые сидят каждый на своем балконе, смотрят на небо, на лунные пятна на воде и разглядывают мир в совершенно ином свете. В таком свете, которой не видим более ни для кого.
И я представил на минуту (а, может быть на вечность), как река относит меня от настоящего — того самого Настоящего, которое принято читать с большой буквы и которым обозначается нынешнее мгновение жизни — к прошлому. К той отправной точке, которую ради смеха можно обозначить "Пункт А". Как в геометрии, в девятом классе. Только путь в обратном направлении. Отсюда, если желаете, сюда.
Конечная точка Настоящего — больница. Где-то есть еще один пункт, до которого я не добрался, но проклятый поток решил оттащить меня обратно. Итак, больница. Я лежу на койке, и я знаю, что лежать мне здесь еще до ишачьей пасхи. Больница вертится в потоке, слишком мало воспоминаний, чтобы что-то вспомнить или обозначить. Помню загипсованные руки, три свободных пальца, запах лекарств, болезненный свет дамп над головой. И чувство безнадеги одолевает — это точно. Тринадцатое февраля — это так скоро. Могу не успеть. Могу провалиться в стремительно убегающее прошлое. Если буду валяться на койке. Разве я затем так долго шел к своей мечте, чтобы упустить единственный шанс?
А следом за больницей — мой путь к Полярному. До Полярного я останавливался в сотне маленьких городков. Пережидал день в гостиницах или за столиками темных полупустых кафешек. Днем я спал. Сложно, знаете ли, жить, когда дневной свет может сжечь сетчатку глаза и оставить слепым до самой смерти. Много лет назад врачи сказали мне, что я могу носить темные очки, и тогда велика вероятность, что с глазами ничего не случиться. Но я предпочел вести ночной образ жизни, а днем отсыпаться — так надежнее. Как сова. Или как вампир.
Городок, в котором я побывал незадолго до Полярного, запомнился хорошо. Город со странным названием Ковров. Местные шутили: "Мы город ковров", говорили они, "Только ковров здесь никаких нет, одни половики или полотенца". Хотя и ковров тоже хватало. В гостинице, где я остановился днем, ковры лежали повсюду. Когда я ступил на край ярко-красного ковра с бирюзовой окантовкой, мне стало стыдно за то, что мои ботинки в снегу, и я буду оставлять грязные следы. В Коврове ко мне пришли разом три девушки, и каждая поведала свою историю, уверенная в том, что ее жизнь — уникальнейшее явление в природе. Возможно, она была права, но проблемы с парнями, любовью и изменами — скучные проблемы.