— Хорошо, это оперативно. А как может происходить утечка песка или золотосодержащего раствора?
— Скорее всего, — ответил Матвеев, — это возможно в конце второй смены. Тем более что вахтеры к двенадцати ночи устают, а рабочие торопятся, к автобусам через проходные идет сплошной поток. Мы это видели по промышленному телевидению.
— А почему нет дополнительного, вернее, специального вахтера на участке золочения? Почему там до сих пор не установлена телекамера? Почему вы, Петр Васильевич, до сих пор, зная, что с автобусами во вторую смену тяжело, как депутат горсовета, не пришли с этим вопросом в горисполком?
— Последнее, Михаил Павлович, уже сделано. Но люди еще не привыкли. А насчет вахтера на участке золочения и специальной телекамеры мы говорили с руководством завода. Ставку стрелка ВОХР уже согласовали, а телекамеру поставят со дня на день.
— Мы предложили ввести эти меры не сразу, чтобы не напугать тех, кто крадет золото, — сказал Панкратов.
— А меня все-таки интересует не в последнюю очередь вопрос: можно ли вынести так, чтобы никто не заметил, золотой песок? — Алексеев нетерпеливо пристукнул ладонью по светлой полировке стола. — Сейчас участок, как вы говорите, перешел на новую технологию, и песка как такового нет, а есть только золотосодержащий раствор.
— Можно и раствор вынести, — потупился Матвеев.
— Предположим, — согласился Алексеев. — Вот я вынес раствор, а что мне дальше с ним делать?
— Михаил Павлович, если я работаю на участке золочения несколько лет, имею дело с раствором, с технологией, то уж дома наверняка соображу, как из него получить песок, а потом слиток.
— Ух, какой догадливый! — удивился генерал. — Ну-ка, честно скажи, сейчас придумал или раньше?
— Сейчас, Михаил Павлович, — Матвеев опять покраснел.
— Ну, не сотрудники у меня, а прямо-таки Шерлоки Холмсы, — Алексеев рассмеялся и, положив очки на листы бумаги, откинулся на спинку стула. — Я сейчас вас отвлеку немного, вот послушайте. Примерно в том году, в котором родился Панкратов, а точнее, за два месяца до его рождения и за шесть лет, если не ошибаюсь, до того, как родились вы, товарищ Матвеев, сидел я, молодой и безусый семнадцатилетний выпускник десятого класса, в приемной заместителя начальника по кадрам городского отдела НКВД. Явился, как человек призывного возраста, по повестке. Между прочим, ужасно хотел попасть в десантники, сила была, рост небольшой, так что в самый раз. Тем более что старший брат на фронте был десантником, а я ему до слез завидовал. Но убедили меня в райкоме комсомола, что хоть война уже и кончилась, а всякого сброда и тех, кто с фашистами сотрудничал, пока хватает. Так что будут тебе и стрельба, и погони. Имей только выдержку. Ну а какой мальчишка скажет, что у него нет выдержки? Выходит заместитель начальника, седой такой капитан, здоровается со мной за руку и говорит: «Вот что, парень, я пока занят, а здесь жарко. Ты выйди в скверик, подожди на скамейке, подыши свежим воздухом, а я тут отъеду ненадолго». Ну, я и пошел. Сел на скамейку, улицу городскую рассматриваю. Я-то в селе жил, хоть и немаленькое оно, а все-таки не город с деревянными тротуарами и двухэтажными домами. Сижу так полчаса, полтора, потом три, а уж потом и четыре. И есть захотел, и пить, а меня никто не зовет. Не возвращается мой капитан. Что делать? Сижу еще полчаса. И тут наконец выходит ко мне мужчина: «Вас приглашают». Поднялся я на второй этаж, захожу в кабинет, а там накурено, значит, капитан давно сидит. Глянул я краем глаза в окно и чуть не ахнул: скамейка, на которой я эти четыре с половиной часа ерзал, вот она, как на ладони. Вот так меня на выдержку проверяли. Через год это пригодилось, когда в болотах сидели, фашистских пособников вылавливали, — закончил Алексеев, с улыбкой и лукавым прищуром глядя на Панкратова и Матвеева. — Я после вашей догадки интересной подумал, Петр Васильевич: а может, домой вас, такого догадливого, не пускать, а где-нибудь здесь оставить в гостинице, а? И вы, вот так посидев и порассуждав малость, назовете мне всех старателей. Ну, что?