Серегин взял Елену Петровну за руку, долго с улыбкой смотрел на кольцо, которое она надела, потом сдул с него невидимые пылинки и громко поцеловал:
— Знать, похудела, Елена Петровна, раз колечко велико стало. А еще недавно было впору. Да ты не смущайся, потому что это к лучшему: худые, говорят, дольше живут. Верно, Саня?
7
Четвертый час по сельским дорогам и проселкам, заросшим сочной травой, разбрызгивая лужи, застревая и одолевая грязь, натужно ревя мотором, взбираясь на крутые склоны балок и спускаясь с них, мотался по большому соседнему району в поисках деревни Дубки Анатолий Гусев.
— Ну, а теперь куда? — спросил его уставший и оттого мрачный Коля Марков, останавливаясь посреди широкого, уходящего к горизонту луга на развилке дорог, по которым, если судить по густой непримятой траве, давно никто не ездил.
— Думаешь, я знаю, черт возьми! — выругался Гусев и посмотрел на часы: половина второго. — Давай вправо. Не провалились же эти Дубки в тартарары в самом-то деле? Давай, Николай, жми, сейчас от тебя жизнь зависит!
— Я жму, Анатолий Константинович. А жизнь от всего, даже от пустяка зависит. Один скат мы с вами уже поменяли. Сейчас второй пропорем и, будем клеить, а туча вон какая на нас заходит.
Вдали показалось стадо, а правее его — березовая роща. Гусев повеселел:
— Эх, Коля-Николай, а ты начал киснуть. Сейчас мы у пастуха спросим, где эти самые Дубки.
— У двух спрашивали, а толку мало.
— Те пастухи были приезжие, они сами ничего не знают. Это как шабашники, понимать надо. Дерут с колхозов по пятьсот рублей в месяц и еще на полном довольствии. Кроме того, заметь, постоянно на свежем воздухе.
— Выйду на пенсию, тоже в пастухи подамся, — устало усмехнулся Марков.
— А что, товарищ Коля, неплохая идея. Только меня не забудь в напарники взять.
— Вы все шутите, товарищ лейтенант. А это, между прочим, никакой вовсе не пастух, а женщина, старуха. Но пасет она, вон и палка у нее, и собака.
— Пусть будет пастушка. Давай рули прямо к ней, только пса не задави. Ох, дьявол, какой же он злющий, того гляди колесо откусит.
— А может, он машину первый раз в жизни видит, — Марков остановился. Гусев выпрыгнул в мокрую траву, шагнул вперед и замер, с опаской поглядывая на исходившую слюной собаку:
— Но-но, милая, я же тебя не кусаю, и ты отойди. Пшла, пожалуйста, вон!
Пожилая женщина с веселым морщинистым лицом и любопытными глазами неторопливо приблизилась, махнула на собаку толстой палкой, и собака примолкла, прижалась к ее ногам, совсем дружески глядя на Гусева. Даже хвостом завиляла.