Рубеус не ответил. Людям нужен мир. Да-ори нужен мир. Но цена…
— Он все равно умер бы. Просто шанс, один шанс из многих, я не мог проигнорировать. — Карл сел на краю пропасти. — Всего лишь мальчишка, человек… чего молчишь? Давай, скажи, что так поступать нельзя, что это подлость и предательство. Ты ж у нас специалист по морали.
Смотреть в пропасть, осознавая, что внизу тысячи метров пустоты, иглы-зубы, камень и верная смерть, жутковато, Рубеус терпеть не мог пропастей, провалов, обрывов, но… говорить в спину собеседнику неудобно.
— Я не давал слова, я не обещал ничего, кроме достойной смерти, я даже не знаю, жив ли он… а все равно тошно. Черт побери, отвык я от грязи.
— Мир нужен.
— Нужен, — согласился Карл. — И цена приемлема, вот только если за мир, а не за прихоть полубезумца, который просто желает продемонстрировать свою власть. Мира не будет, Рубеус. А если и будет, то мир — это наш с тобой приговор.
— Почему?
Анке легонько коснулся крыльями волос, ему не терпелось сорваться в полет.
— Потому, что пока да-ори заняты войной с Империей, им по сути все равно, кто у власти, но потом… за тобой многие пойдут.
— Я не собираюсь войну развязывать.
— Ну да, пока не собираешься. Только Марек не станет ждать, пока соберешься. Он у нас предусмотрительный. А парня жаль, но видать судьба у него такая… неудачная. — Карл поднялся, отряхнул с одежды невидимую пыль. — Главное, не слишком на перемирие рассчитывай. Лучше поставь дополнительные узлы на границе. И еще одно, у Марека талант находить слабые места. У тебя и искать не надо, на виду все… у истории с охотой есть все шансы повториться, только жертва будет другой. А отказ — это неповиновение.
Неповиновение — смерть, Карл не сказал это вслух, но в этом не было необходимости, и без того понятно. Нет, все-таки человеком быть проще.
Анке, точно почувствовав настроение Хранителя, ледяной стрелой рухнул в пропасть и, уже почти коснувшись каменистого дна ущелья, расправил крылья, взмывая вверх. Полет привычно отрезвил, очистил от мрачной болезненно ауры Орлиного гнезда. К предупреждению Карла следовало бы прислушаться. Да и границу проверить имело смысл, в последнее время Имперцы вели себя как-то слишком уж спокойно.
Вальрик.
— Значит, боли ты действительно не ощущаешь?
Олаф скорее утверждал, чем спрашивал, но Вальрик все равно кивнул, не из страха, а чтобы поддержать беседу. Возвращаться в камеру не хотелось, там стены давят, и желтый свет под потолком раздражает глаза. Здесь хоть какое-то разнообразие, да и следователь, вроде, понял, что от побоев толку нет.