И Ярви бы здесь не понравилось.
Глупые мысли. С Ярви ничего не случится, а он завтра или послезавтра вернется в деревню, Коннован сдержит слово. Снега на ее волосах не видно, зато на коже мелкие капли, будто слезы. Дрожит, мелко-мелко, точно осиновый лист, а губы пожелтели, наверное, от холода.
— Возьми, — Фома стащил куртку, у него свитер толстый, как-нибудь не замерзнет.
— Спасибо.
— Лучше бы все-таки в дом.
Куртка ей велика, и рукава черными хвостами свисают вниз, почти касаясь земли.
— Ты останься еще на день-два, ладно? Пожалуйста… мне кажется, — Конни обернулась на замок и перешла на шепот. — Мне кажется, что она за мной следит.
— Кто?
Чтобы расслышать, что она говорит, приходится наклониться, а шепот становится еще тише.
— Мика. Я куда не пойду, ощущение такое, будто наблюдают. Даже сейчас. Неуютно, понимаешь? И по спине мурашки, а затылок колет. У тебя на щеке пятно. Да не дергайся, я только вытру. — Она потерла щеку и, посмотрев на пальцы, улыбнулась. — Чернила? Снова писать начал? О чем?
— Да так, обо всем понемногу… просто, чтобы… было, — говорить о ненаписанной книге неожиданно тяжело, к счастью Коннован сменила тему.
— Расскажи мне о девушке. Она красивая?
— Да, наверное. У нее русые волосы, а глаза зеленые, яркие-яркие и…
Коннован слушала и ловила снежинки, а они, соприкасаясь с кожей, таяли. Сидеть во дворе с каждой минутой становилось все холоднее и холоднее, но Фома терпел.
— Я отсюда уйду, пусть не сейчас. Сейчас мне сил не хватит ветер позвать, да и заблокировали… я же говорю тюрьма. Он перестал быть человеком. Не тогда, когда да-ори стал, а потом. Понимаешь?
Как ни странно, Фома понимал и не находил слов для утешения.
— Со тобой как с вещью. Со мной тоже. Но я потом, когда немного приду в себя, — она проводит ладонью по щеке, кончиками пальцев касаясь заживающей кожи. — Тогда ни одна сволочь меня здесь не удержит. Внизу не так и плохо… попрошу Карла, работа всегда найдется. А если не найдется, то… тоже что-нибудь придумаю. Все будет хорошо.
Фома ничего не ответил, потому как понятия не имел, что нужно говорить в подобных случаях. А она, весело рассмеявшись, предложила.
— Поужинаешь со мной? Приглашаю.
В ее комнате темно, прикрытые железными ставнями окна не пропускают ни свет, ни свежий воздух, тяжелая гроздь светящихся шаров под потолком лишь будоражит темноту, населяя ее смутными нервными тенями. В блеклом свете стены кажутся неровными, а массивная мебель гротескно-большой, и рядом с нею Коннован выглядит еще меньше. Она отчаянно не вписывается в обстановку комнаты, но сама словно и не замечает этого несоответствия.