Тут он дал волю слезам, чего не делал с тех пор, как умерла его мать. Плача, он вытирал слезы правой рукой. Люди, знавшие его как властного преподавателя, не имели ни малейшего представления о его душевных ранах.
— Жоао Маркос, — продолжал он, — мой сын, превратился в наркомана. Он стал агрессивен, часто упрекал меня в том, что я никогда не играл с ним, никогда не был с ним добр, никогда не был для него ни другом, ни товарищем. Он уже несколько раз попадал в наркологическую лечебницу. Сейчас он живет в другом штате и не желает со мной общаться. Короче говоря, с пятилетнего возраста я только и делаю, что коллекционирую бесчисленные потери. Одни произошли по вине других, но многие — по моей собственной, — откровенно признался самоубийца. Он начинал понимать, что ему необходимо сбросить с себя камуфляж.
Когда он закончил речь, в его сознании быстро промелькнуло нечто вроде фильма. Он вспомнил, как выглядел отец в последние минуты перед смертью. Вспомнил и о том, как звал его днем и ночью в течение долгих недель после смерти; вспомнил о том, как вырос в постоянной обиде на отца, полагая, что тот закрылся в своей эмоциональной клетке, страдая от болезней, от которых он, Жулио, потом будет страдать сам.
Сейчас он повторял тот же путь. Прошлое оказывало на его психику более мощное влияние, чем проблемы научной карьеры. Образование не помогало ему легче приспосабливаться к жизни, не снимало нервное напряжение. Он стал сухим, импульсивным и постоянно испытывал стресс. Ни психиатры, ни психологи так и не смогли его излечить. В разговоре с интеллектуалами своего уровня он неоднократно сетовал на инфантилизм и некомпетентность этих специалистов. Переубедить его было чрезвычайно трудно.
Безжалостно раскрыв свои тайны, интеллектуал снова ушел в себя, ибо боялся, что стоящий рядом с ним человек сейчас же обрушит на него град советов относительно самопомощи, данных без указания источников, и других голословных утверждений. Однако незнакомец не сделал ничего подобного. Он пошутил в момент, когда шутки были почти неуместны.
— Друг мой, — мягко сказал он, — в ваших мыслях сплошная путаница.
Жулио Сезар слегка улыбнулся. Такой реакции он не ожидал. Советов не последовало. Незнакомец тут же продемонстрировал, что, хотя ему и не удалось почувствовать душевную боль самоубийцы, он понимал, что значит боль утрат.
— Я очень хорошо знаю, что значит терять! Бывают моменты, когда все к нам относятся скверно и никто не может понять нас!
Произнося эти слова, он прикоснулся указательным пальцем к правому, а потом к левому глазу и тоже вытер слезы. Возможно, его душевные раны были еще глубже тех, о которых он только что услышал.