День и ночь, 2009 № 01–02 (Журнал «День и ночь») - страница 134
ответ кровавой эпохе.
На каком-то собрании писателей какой-то критик сетовал на оскудение грузинской поэзии после Акакия, Ильи, после Важи Пшавела. Галактион спустился из зала и стал молча прохаживаться перед трибуной невольно замолчавшего критика. Потом вышел в боковую дверь.
Всё вызнает и переврёт колпак учёный.
Горячкой белой тот помрёт, а этот — чёрной.
Зажарят одного в аду, другого — заморозят.
Я постою, я сам уйду. Тебя увозят.
Я — тень, далёко, на краю, — сторожевая.
Нельзя стоять, где я стою: земля кривая.
А правый небеса коптит — и нету сладу.
Галактиона тень летит — ввысь по фасаду!
Чей стыд ты искупил, старик, — и в небо?
Семь лет перевожу твой крик — тависуйлеба!
Свобода!
Это он кричал, падая, или не это? Быть может, кричал; Ольга?
В юности написал:
Я умру как лебедь.
Каждый волен толковать лебединый крик по-своему.
Прогулочная плоскодонка,
Помахивают два весла.
Родившемуся лебедёнку
Здесь отрубают полкрыла.
Живут под зноем и по снегом,
Утратив чудо естества,
Столь радикально человеком
Воспитанные существа.
Одни не могут — не летают.
Другие могут — не хотят.
Так высидят, так воспитают
Себе подобных лебедят.
Податлива природа птичья,
Испорченная под шумок.
Бесчеловечности постичь я,
Как бесконечности — не мог
... стоят хрустальные погоды.
Пруд подмерзает в октябре.
А это — гнев самой природы:
И заполночь, и о заре —
Озёрный, скорбный и прекрасный,
Вопль одинокий и родной —
Летает в каменном пространстве,
Перекликается со мной.
г. Кострома
Александр Медведев
А видений чураться не надо
Деньги вперёд
(цыганская повесть)
Ай, у цыгана дочка больна.
Лекарь пощупал — точно, больна.
Ведьму позвал — испугалась она.
Шепчут ромалэ — сглаз, белена.
Ай, твоя старшая стала бледна!
Юная грудь каменеет, болит.
Катя себя обнимать не велит.
Катенька денег шибать не идёт,
русые косы свои не плетёт.
Волосом светлая — в бабку пошла:
воля цыганская чадо нашла
или украла — бабка была,
ой, на-на, ликом бела.
Да и отец не тёмен лицом,
век не ходил серьгой да кольцом,
шляпы, однако, снимать не привык.
Крепок рукой, ещё не старик.
Ребе в Одессах он деньги давал,
золота много монахам совал.
Свечи заказывал — в толщу руки.
Богу велел передать: «Помоги».
Екатерина тонкой свечой
тает и гаснет, укрыта парчой.
Пышных подушек жар истомил.
Милых подружек гомон немил.
Вот он пошёл в полуночный раздол,
В поле костёр искроглазый развёл,
бросив угрюмо: «Со мной не ходить.
Время пришло кое с кем говорить».
К небу, как волк, запрокинул кадык
и захрипел: «Ты могуч и велик.
Кто я? Я вор, и таков мой народ.
Но — я давал Тебе деньги вперёд!»
Падают звёзды с небес на холмы.