А в последнее время их у Марыси было достаточно. Уже с понедельника она ходила поникшая и, когда он пришел в четверг, сразу заметил, что она плакала.
— Что случилось, девочка моя? — спросил он. — Опять злые люди жить не дают?
Она покачала головой.
— Нет, дядя Антоний! Не то! Из-за этой драки несчастье пришло.
— Кому? — забеспокоился он.
— А Войдыле, шорнику.
— Какое же это несчастье?
— Наверное, молодой пан Чинский узнал от кого-то о том, что бывший семинарист оскорбил меня, и о драке. И когда вчера шорник послал фурманку в Людвиково с готовой работой, то заказа на новую ему уже не сделали. Старого Войдылы несколько дней не было в городке. Он выезжал в Вильно и вернулся только вчера. Когда фурманка появилась пустой, он спросил, где же работа. А кучер ему отвечает:
— Пани из Людвикова просила передать, что работы для нас больше не будет.
— Почему не будет? Фабрику закрывают?
— Фабрику не закрывают, но сын пана их сына оскорбил, поэтому они не хотят давать пану работу.
Знахарь кашлянул.
Это несправедливо. Как же отец за сына может отвечать? Сын — бездельник, но отец — порядочный человек и ни в чем не виноват.
— Конечно, — согласилась Марыся. — Я ему то же самое сказала.
— Кому?
— Старому Войдыле. Как только он узнал об этой истории, то прежде всего пошел к пану Собеку, подал ему руку и поздравил, что с сыном его пан Собек правильно поступил, а потом пришел ко мне.
— И чего он хотел?
— Сразу строго на меня посмотрел и сказал: “Я пришел извиниться за поведение моего Зенона. Он глупый и злой парень. Его, бездельника, следовало наказать, а что получил от пана Собека, то это еще мало. Понимаю, что он не имел права пани оскорблять. Это не его дело, чем пани занимается. Это интересы пани Шкопковой, ее право, а не того дармоеда. Если бы пани пришла ко мне, то он получил бы свое. Но пани пожаловалась молодому наследнику Людвикова, и теперь на меня, совершенно безвинного, несчастье свалилось, потому что меня лишили заказов, а это большая половина моего заработка”.
Знахарь удивился.
— Но ты же не жаловалась молодому наследнику?!
— Нет-нет! Я сказала пану Войдыле об этом, но он, мне кажется, не поверил.
— Ну, я еще не вижу несчастья.
— Несчастье в другом: старый Войдыло сегодня утром выгнал сына из дому!
— Выгнал?.. Как это выгнал? — переспросил знахарь.
— Он такой суровый. Весь городок говорит об этом. И все твердят, что из-за меня… Что же я плохого сделала?
Голос Марыси задрожал, и в глазах показались слезы.
— Я сама хотела бежать к пану Войдыле, чтобы простил Зенона, но побоялась… Хотя он не обратил бы никакого внимания на мои просьбы. Ксендз вступался за Зенона, говорил, что парень испорченный, но, выброшенный из дому, еще больше скатится на дно. Не помогло. Старик ответил, пусть даже в тюрьме сгниет, его это не тронет, потому что он не только бездельник и дармоед, но еще у отца и братьев хлеб отнимает.