И если первый и, наверное, главный праздник Ра-Ярилы был больше сакральным, больше жреческим, то этот был больше «земным» чем небесным, главным земледельческим. Но он не был от этого менее «святым», более того, он настолько был значим в русском родовом сознании, «коллективном бессознательном», что даже индоевропейская верхушка не посмела посягнуть на «Юрьев день» как на самый святой праздник русского земледельца. Даже Иван Грозный это понимал, и лишь Петр I, голландско-индоевропейский голем, переступил черту, поставив окончательно новозаветный крест на последней свободе крестьянина и, видимо, в качестве окончательной победы вывесив трехцветный индоевропейский флаг над новой Россией.
* * *
Мы все родом из Рая, и этот рай находился когда-то на Севере, там, где после «вечной» ночи наступал величайший праздник возвращения света, солнечного огня, с воскресающим Солнцем. Древнерусское «крес» означает огонь, и «воскресение» означает «возгорание, рождение» огня, огня солнечного. Когда северная раса спустилась в постледниковье в умеренные широты, праздник воскресения Солнца трансформировался в праздник весеннего солнца, когда воскресает уже природа, когда оживает земля и требует оплодотворения, и для земледельца этот праздник означал начало новой жизни земли, нового сева. Даже для православного Пасха связана не с просвиркой, кислым скотоводческим хлебом (якобы телом) и ближневосточным зельем из неизвестного Северу винограда (якобы кровью) распятого бога «из колена Иудина, из дома Давида», а с куличом, древнейшим фаллическим символом плодородия Ярилы-Солнца, и крашеными яйцами, еще более архаичным символом зарождения жизни. И то, и другое не имеет никаких параллелей в Библии. Попы особенно рьяно старались именно на этот праздник навести лунную тень, оторвали его от движения Солнца, привязав к лунному календарю. Теперь даже самый правоверный православный не поймет, когда ему это праздновать, пока попы где-то что-то не подсчитают и не сообщат. Вся христианская затея с Пасхой была начата с одной целью — вытравить из памяти Восход Солнца, воскресение солнцебога, заменив на «воскресение» Распятого, сделать из детей Солнца, «Даждьбожьих внуков», «рабов божьих».
Важно и характерно то, какое место занимают два главных христианских праздника Пасха и Рождество в русской (православной) и западной ветвях христианства. Хотя оба являются праздником Солнца, но значение и место их противоположны. На Западе главный праздник несомненно рождественский, тогда как на Востоке — пасхальный. И дело не в церковных пристрастиях, а в том же «коллективном бессознательном», родовой памяти народа. Праздновать рождение Солнца в зимнее солнцестояние естественно только в умеренных широтах, там, где естественно само событие, там, где всегда и находились Европа и Атлантида. Можно сказать, что стержень всей индоевропейской традиции, от переднеазиатского праздника Таммуза, римского дня Непобедимого Солнца и до христианского Рождества, основан на «Мистерии Зимнего Солнцестояния». Как прямо и честно говорит Герман Вирт, «самой священной и самой возвышенной мистерии северной души». Вот только «север» этой души никак не дотягивается даже до 68-го градуса северной широты. Для «атланто-нордической» души, как любит выражаться Вирт, Полярный круг, где и начинается Север, есть недосягаемый потолок и, может, потому ненавистный рубеж, мир Льда и Холода, где живут некие злобные великаны Хримтурсы. Вся германо-скандинавская мифология основывается на исходном постулате, что все, весь мир, боги и люди, произошли изо Льда. Это подтверждает, что индо-германская ветвь уже не имела источником Арктиду, земледельческий рай, она образовалась значительно позже, уже на севере Евразии, куда раса вынуждена была спуститься после гибели Рая и Великой Зимы.