— Он мертв. Нельзя же вечно хранить о нем память. Анна ответила:
— Да, но прежде, чем я забуду его, многое может произойти.
— Что вы имеете в виду?
— Может, начну другую жизнь, может, умру, мало ли что.
— Со временем забудете. И влюбитесь снова.
— Знаю, но мне этого не хочется. Неужели не понятно? Тут Ролло Мартинс отошел от окна и снова сел на диван. Полминуты назад оттуда вставал друг Гарри, утешавший его подружку, теперь же это был мужчина, влюбленный в Анну Шмидт, которая любила его покойного приятеля Гарри Лайма. В тот вечер Мартинс больше не вспоминал о прошлом, а стал рассказывать, с кем повидался в Вене.
— Про Винклера я поверю чему угодно,— сказал он,— но Кулер мне понравился. Из всех друзей только он вступился за Гарри. Однако если Кулер прав, то Кох ошибается. А я был так уверен, что напал на след..
— Кто такой Кох?
Мартинс рассказал Анне о своем посещении Герра Коха и передал разговор о третьем.
— Это очень важно,— сказала она,— если только все правда.
— Из этого ничего не следует. Кох ведь уклонился от дознания, неизвестный тоже мог так поступить.
— Я не о том,— сказала Анна. — Выходит, они лгали. Курц и Кулер.
— Может, не хотели подводить человека, если то был друг.
— Еще один друг — на месте катастрофы? Где тогда честность вашего Кулера?
— Как же нам быть? Кох отказался продолжать разговор и выставил меня из квартиры.
— Меня не выставят,— сказала она,— ни Кох, ни его Ильза.
Путь к дому оказался долгим: снег прилипал к подошвам, и они шли медленно, словно каторжники в кандалах. Анна спросила:
— Еще далеко?
— Не очень. Видите толпу? Примерно там.
Толпа казалась кляксой на белом фоне, она текла, меняла очертания, расплывалась. Когда они подошли поближе, Мартинс сказал:
— Кажется, это тот самый дом. А что там, политическая демонстрация?
Анна Шмидт остановилась.
— Кому вы говорили о Кохе?
— Только вам и Кулеру. А что?
— Мне страшно. Вспоминается...— Анна неотрывно смотрела на толпу, так и не сказав Мартинсу, что из ее сложного прошлого всплыло у нее в памяти.
— Уйдемте,— взмолилась она.
— Ну что вы, мы ведь пришли по делу, немаловажному.
— Узнайте сперва, чего все эти люди...— И сказала странные для актрисы слова: — Ненавижу толпу.
Мартинс неторопливо пошел по липкому снегу один. Там был не политический митинг, потому что никто не произносил речей. Мартинсу показалось, что люди оборачиваются и смотрят на него так, словно он был тем, кого они ждали. Подойдя к толпе, он убедился, что дом тот самый. Какой-то человек сурово глянул на него и спросил:
— Тоже из этих?
— Кого вы имеете в виду?