— Да-да, мне будет недоставать его, — меланхолично признался Иеремия. — Досадно все-таки, что отныне мне предстоит жить в таком отдалении.
Трелони, опустошив бокал, поставил его на стол.
— Вообще-то сегодня с утра я пытался разыскать вас, святой отец, — помедлив, произнес судья. — Речь идет о ребенке Форбса. Он захворал. Сегодня рано утром ко мне явился слуга из дома Форбсов и стал расспрашивать, как найти нас.
— Кто его мог послать? Не старик же Форбс! — удивленно размышлял Иеремия.
— Нет-нет, идея принадлежала Сэмюелу. Не думаю, что старика вообще посвятили в это. Но, похоже, с ребенком действительно неладно, если Сэмюел не побоялся действовать через голову родителя.
— Тогда я немедленно должен ехать к Форбсам, — решил Иеремия.
Трелони пристально посмотрел на своего друга.
— Откровенно говоря, я бы вам этого не советовал. Айзек Форбс — пуританин до мозга костей, еще старой закалки. Он ни во что не ставит не только короля и англиканскую церковь, но и ненавидит все, что хотя бы отдаленно связано с папизмом. И стоит ему только узнать, что вы иезуит, он не замедлит сообщить об этом кому следует.
— Если ребенок действительно серьезно захворал, я обязан хотя бы попытаться помочь ему, — возразил Иеремия.
— Никто не обязывает вас так рисковать. Во всяком случае, Форбсы вполне могут найти и другого лекаря.
— Милорд, когда меня просят о помощи, я не колеблюсь.
— Святой отец, простите за дерзость, но вы поступаете чрезвычайно легкомысленно!
— Обещаю вам вести себя осмотрительно, сэр.
— В таком случае желаю вам удачи, — воздев очи горе, пробормотал судья. — И дайте мне знать, в случае если возникнут сложности.
Высокие двери со скрипом распахнулись, едва стихло эхо от стука отца Иеремии. Лакей в красной ливрее с непроницаемым лицом выслушал о цели прихода и без слов посторонился, давая гостю войти. Иеремия последовал за слугой в зал для приемов, где стал дожидаться хозяев. Не прошло и минуты, как по дубовым ступеням застучали торопливые шаги, и вскоре перед Иеремией предстал собственной персоной Сэмюел Форбс. Отец мальчика облегченно улыбнулся.
— Доктор Фоконе, как хорошо, что вы пришли. Мой сын очень плох, и я боюсь за него.
— Когда он заболел, сэр?
— Сегодня третий день. У него понос и рвота.
Разговор этот состоялся по пути в детскую, где стояла колыбель. Темперанция, мать мальчика, печально сидела рядом, отрешенно глядя на ребенка.
Иеремия, приветливо поздоровавшись, склонился над ним. Лоб не был горячим, значит, обошлось без лихорадки.
— Мадам, прошу вас распеленать ребенка, чтобы я смог осмотреть его, — обратился иезуит к матери.