— Чего надо?
Билли на мгновение замешкался: акцент был несколько иным по сравнению с обычным ист-эндовским — несмотря на резкость и почти зловещую тональность, голос свидетельствовал об образованности своего обладателя.
— Это Марк?
— Да, а это кто?
— Марк, это Вилли. Билли Эванс. Тональность голоса тут же изменилась. Он стал менее агрессивным, хотя не менее устрашающим.
— А, привет, Билли-бой. В чем дело?
— Послушай, Марк, мне очень неприятно тебя обременять, старик, но мне нужна твоя помощь. При чем быстро. Кто у тебя может навести справки о двух ирландцах, разыскивающих меня?
Марк перезвонил как раз в тот момент, когда Билли входил в свой офис. И сообщенные им новости не были обнадеживающими.
— Ты спрашивал об этих ребятах, — начал он, — так насколько мне известно из моих источников, они не из ИРА, старик. Они лоялисты. То есть на нашей стороне, Билли. Чем ты их рассердил?
— Это долгая история, Марк, — ответил Билли. — Мне надо с ними как-то связаться. Я хочу с ними встретиться.
— Я попрошу передать им твой номер. Это единственное, что я могу сделать для тебя. Но если мы говорим об одних и тех же людях, то они относятся к активистам, так что это довольно быстро дойдет до них.
— Спасибо, Марк. Я тебе очень обязан. Последовала небольшая пауза, после чего тот же голос произнес несколько тише и уже гораздо более озабоченно:
— Послушай, Билли, эти типы не шутят, старик. Если ты им что-то сделал, то лучше поостерегись. И не забывай, что у них здесь прекрасные связи. На самом высоком уровне.
Билли почувствовал, как по его спине снова пробежал холодок и, попрощавшись, повесил трубку.
Отправив по домам весь свой персонал и убедившись в том, что все заперто, Билли позвонил Сэм, убедился в том, что с ней все в порядке, и приготовился ждать Симпсона.
И только тут он понял, что действует не на адреналине, а на автопилоте. Но что было еще важнее, он совершал вещи, которых никогда бы не сделал, не подумав о последствиях, а в данный момент они его даже не волновали. Но суть заключалась в том, что у него не было выбора. В течение последних двадцати четырех часов события развивались таким образом, что у него не оставалось времени для размышлений. И весь ужас заключался в том, что ему надо было испить чашу до дна, для того чтобы выжить. В этом у него не оставалось никаких сомнений.
Но что его удручало еще больше, так это то, что он начинал получать от этого какое-то извращенное удовольствие. Он давно уже привык чувствовать возбуждение на субботних стадионах, но то чувство было абсолютно несравнимо с этим. Оно даже близко не напоминало его прежние ощущения. На сей раз речь шла о жизни и смерти, ни больше и ни меньше. И он должен был выложиться на полную катушку.