Но искусственный прием по определению неубедителен. Положение усугубилось, когда в 1929 году Эдвин Хаббл показал, что галактики удаляются от нас со скоростью, пропорциональной расстоянию. Чем они дальше, тем быстрее удаляются; так возникла идея, что Вселенная расширяется, — идея, которую Эйнштейн предвидел вопреки самому себе. Но не он направил астрономов по следу Большого взрыва. Эта честь принадлежит бельгийскому аббату Жоржу Леметру, пустившему задом наперед кинопленку всеобщей эволюции и увидевшему, как галактики все больше и больше сближаются друг с другом, пока не образуется то, что он назвал первичным атомом.
Во время доклада, сделанного в библиотеке обсерватории Пасадены на горе Вильсон в присутствии Эйнштейна, Леметр выразился со свойственным ему лиризмом:
В начале всего у нас были лишь искры невообразимой красоты. И вот раздался взрыв, Большой Шум (Big Noise), повлекший обилие дыма в небесах. Но мы прибыли слишком поздно и смогли стать лишь о визуализацией вершины творения.
Благодаря аббата, Эйнштейн сказал ему с чувством: «Это самая прекрасная и самая удовлетворительная из интерпретаций, когда-либо мною слышанных». Но сколь бы прекрасна ни была эта теория с эстетической точки зрения, она все же оставалась не более чем гипотезой. И если спустя тридцать лет она была все так же отвратительна Хойлу, то не в последнюю очередь потому, что по современным ему расчетам возраст Вселенной выходил значительно меньшим, чем возраст нашей собственной галактики. Но сторонники Большого взрыва уже готовились к победе в решающей битве. Размышляя о первых минутах жизни Вселенной, Гамов, Альфер и Герман заключили, что космический суп, существовавший в те мгновения, должен был разогреваться из-за столкновения частиц. Тепло должно было сохраниться до наших дней в виде фотонов с очень низкой энергией, соответствующей температуре излучения порядка нескольких градусов выше абсолютного нуля. Другими словами, они предсказали существование во Вселенной моря фотонов в диапазоне радиоволн. Арно Пензиас и Роберт Вильсон, два радиоастронома из лабораторий Белла, обнаружили (причем совершенно случайно) это реликтовое излучение в 1965 году.
Теория Большого взрыва была теперь встречена с триумфом, а слова Хойла, вопреки его собственной воле, прозвучали объявлением начала новой эры в том, как массмедиа представляют науку, какое будущее они ей рисуют. Отныне пресса, публикуя материалы о событиях в научном мире, сопровождает их заголовками, складывающимися в историю, радикально отличную от той, что изложена под ними. «Мифическое мышление, — писал еще Мирча Элиаде, — использует знаки, занимающие промежуточное положение между образами и понятиями. <…> Это интеллектуальное ремесленничество, когда в дело идет самый разнородный материал, оказавшийся под руками». Когда на обложке журнала