Совершенно то же самое и в химии. Методы исследования сделались точнее и совершеннее, сведения наши о химических свойствах всевозможных старых и новых тел стали неизмеримо богаче, но закон кратных отношений остаётся ненарушимым. Для объяснения его принимают, что материя состоит из очень малых частичек, химически неделимых и называемых атомами, и что атомы соединяются в молекулы. Но дело в том, что закон постоянных и кратных отношений, как эмпирический или индуктивный вывод из фактов опыта и наблюдения, представляет закон естественный, непоколебимый и вечный, невзирая ни на какие будущие успехи теоретической химии; допущение же существования атомов есть лишь гипотеза, предположение, вероятность, хотя и имеющая за собой большое правдоподобие. Изучая же условия развития и усовершенствования химии, мы встречаем тот же факт, что и во всех опытных науках, а именно, что прогресс в области этой науки не только совершенно не зависел и не зависит от попыток объяснения сущности химического сродства и внутренней причины закона кратных отношений, но, наоборот, именно и оказался возможным в силу этой независимости от теории и гипотезы. Если бы практическая химия строила свои открытия на теории строения материи, хотя бы на такой солидной и прекрасной, как атомистическая, то это было бы жалкое здание на песке, потому что взгляды и теории насчёт строения материи подвергались и будут постоянно подвергаться превращениям, сообразно с состоянием наших знаний и с духом времени и века, и с каждым превращением, с каждым новым фазисом в развитии науки, не говорю уже о коренных революциях в науке, факты, построенные на теории, неминуемо должны были бы гибнуть, а, следовательно, не могло бы быть и речи об истинном прогрессе в науке.
Итак, первым признаком «научности» опытных наук является возможность их неопределённого и бесконечного совершенствования без ущерба неприкосновенности их опытных законов, что только и возможно при полной эмансипации их от объяснительных теорий и гипотез.
Применяя только что сказанное к терапии, мы должны сказать, что и лекарственная терапия, если хочет быть «наукой», должна быть способна к бесконечному совершенствованию без разрушения или отрицания раньше принятых и установленных фактов.
Едва ли нужно тратить много слов для доказательства, что господствующая школьная медицина не удовлетворяет этому первому требованию всякой науки.
Официальная медицина придерживается в терапии двух главных методов, из которых каждый имеет своих крупных представителей. Одни хотят основать научную терапию на теории сущности болезни; это — рационалисты; другие отвергают теорию, но основывают терапию на численных данных, полученных из наблюдения и опыта над больными; это — методисты.