Нет, раздумывать нечего. Надо сегодня же принести из Тимонова хоть несколько корок. Бабушка больше не может терпеть.
Печенёвские крыши скрылись вдали. Теперь ничего не было видно, кроме снега и неба, белёсого как снег.
Порывами налетал ветер, перемешивая белое небо с белой землёй. Дорога начинала струиться, и Ларе казалось, что это уже не дорога, а серебристая река. Они плывут против течениями их сносит. Вон как уже далеко отнесло мальчика и девочку — беженцев, которых Санька зазвал в компанию. Они не могут поспеть за своим вожаком.
— Саня, надо бы подождать ребят.
— Да с этими косолапыми нам до ночи не дойти! Эй, вы! Заснули или примёрзли к дороге? Долго ещё вас ждать?
Девочка не обратила на Санькин окрик никакого внимания. Иногда она останавливалась, низко нагнув голову, будто чего-то искала; иногда шумно всплёскивала руками. Слышно было, как она разговаривает сама с собой.
Но мальчик, прибавив шаг, догнал нетерпеливо поджидавшего его Саньку.
— Она тебе кто? — Санька кивнул на девочку. — Сестра?
Мальчик испуганно заморгал.
— Сестра.
— Дурочка, что ли?
— Не… Хворая. Пожара испугалась. Немцы нашу деревню пожгли.
— Хворым надо дома сидеть. Зачем ты её на мороз поволок?
Мальчик потупился.
— Её люди жалеют. Ей другой раз даже сала дадут.
— Эх! — скрипнул зубами Санька. — Ну ладно. Сейчас не об этом разговор. Пусть голова у неё дурная, но ноги-то не дурные? Может она скорее идти?
— Не… Шибче она не может. Ноги стоптала. Мы сдалёка, с Белоруссии. Всё бегли и бегли. Хотели от немца убечь.
Больная девочка, оставшись одна, встрепенулась и начала торопливо ковылять по дороге. Санька угрюмо рассматривал её ноги, замотанные тряпьём.
— Так, так…. - подбадривал сестрёнку мальчик-беженец. — Вы говорите «дурочка», а я вам скажу: наша Марийка всё понимает. Дай немец ей хлеба — какая бы она ни была голодная, у немца не возьмёт.
Больная девочка вплотную подошла к ребятам, но её странно блестевшие глаза смотрели мимо.
— Чуете? — Лицо больной исказилось от страха. — Чуете? Палёным воняет. Опять немцы кого-то жгут.
— Не слушайте её, — вздохнул мальчик, — ей всюду пожар чудится.
Санька для проверки шмыгнул носом.
— А вот и не чудится. Точно: палёным воняет. Понюхай-ка сам.
Четыре носа нюхали воздух, щекотно пахнувший дымом. Ребята шли по запаху, как по следу. Запах становился всё гуще.
Вдали блеснуло пламя, особенно яркое среди снежной белизны. Горело не в деревне, горело на берегу реки.
— Фыо! — свистнул Санька. — Не бывать нам сегодня в Тимонове!.. Ведь это горит тимоновский мост!
Когда четверо оборвышей добрались до речки, деревянный мост уже догорал. Между сваями по-весеннему темнела полынья. В ней, как чёрные сомы, плавали головешки.