Дипломатическую помощь со стороны империи ему оказали, военную же, в которой он очень нуждался, не предоставили, хотя в сентябре 1572 г. совещательное собрание делегатов Пфальца, Бадена, Бранденбурга-Ансбаха пообещало ему это. Однако Саксония и Гессен по религиозным причинам не были склонны помогать кальвинисту Оранскому, к тому же собиравшемуся жениться на французской принцессе-кальвинистке.
После 1574 г. Оранский решительно обратил свои взоры к Франции и Англии. Еще раньше принц пытался получить у королевы Елизаветы согласие на восстание, но в 1572–1574 гг. королева считала, что дружба с Испанией для нее выгоднее, чем дружба с мятежниками, тем более, что она не рассчитывала на успех принца. Его предложение взять власть над Нидерландами она отклонила. И после 1575 г. Елизавета сохранила выжидательную политику, а вскоре последовала решительная ориентация на Францию.
Возможность французской помощи (Анжу в 1578 г. был признан протектором) вызвала у Елизаветы подозрение, и она послала в Нидерланды пфальцграфа Иоганна Казимира с германскими войсками.
Французская помощь в Геннегау, английская помощь в Генте!..
Вынужденное стремление к французской помощи, необходимой все больше и больше, становилось составной частью политики Оранского, тем более, что брачные планы Анжуйского и королевы Елизаветы в перспективе обещали также и английское содействие. Разумеется, это был большой успех его политического искусства, ведь он сумел использовать соперничество между Англией и Францией относительно влияния в Нидерландах.
Для Франции — как для французского короля, так и для гугенотов — помощь мятежникам являлась возможностью отомстить за политику и успехи Карла V, аннулировать их и возобновить претензии на определенные области Нидерландов. Колиньи одобрял политику аннексии отдельных провинций, так как «большая их часть была украшением короны, несправедливо узурпированным у предшественников короля…». Еще в 1578 г. упоминалось, что Франция «имеет древние права на Фландрию». В планах Людвига Нассау эти претензии были учтены.
Оранский знал о этих аннексионистских стремлениях. В ответ на критику брата Иоганна он написал, что ему лучше, чем кому-либо, известны опасности французской политики, но «кому же мне доверять?..». Необходимость его вынудила к тому. И мы можем даже предположить, что французский курс — это «изъявление Божьей воли…», по мнению принца.
Фландрия и Брабант знали цену французской аннексионистской войне и поэтому были противниками ее. Яростнее всех протестовал брат Оранского Иоганн, который видел в этом опасность для империи и упрекал его за то, что тот сражается бок о бок с безбожным католическим королем. «Бог, — как считал Иоганн Нассау, — не попустит этого, не отомстив!» Одному знакомому Иоганн написал, что он «уважал бы своего брата больше, чем Моисея, если бы Его Милость не ввязался в эту французскую авантюру».