Поздоровались, сдержано, но достаточно сердечно. Я отметил, что мои пермские этюды и встреча со Сталиным напрасно не прошли. Феликс Эдмундович демонстрировал неподдельное уважение, что не могло не радовать. После того, как нас оставили одних, Дзержинский открыл портфель и достал оттуда запечатанный пакет.
- Это для тебя, Лев. Здесь письмо Иосифа к тебе и копия отчета ЧК по Оренбургу и губернии. Ознакомься.
Я вскрыл пакет и достал оттуда письмо Сталина. Отчет доставать не стал. Я был в общих чертах знаком с выводами и поэтому сказал Феликсу Эдмундовичу, что ознакомлюсь с отчетом позже. После чего аккуратно вскрыл письмо и начал читать. Дзержинский не мешал. Я достаточно быстро просмотрел письмо, которое в основном содержало в себе отчет о проделанной в Перми работе. Все было верно, вдумчиво и достаточно грамотно сделано. Мне подумалось, что Иосиф прекрасно реализовал мои наработки. Скорее всего, сам я так бы не смог. Дочитав письмо, в самом конце которого была выражена тревога за здоровье товарища Андрея, я посмотрел на Дзержинского и немного подумав, произнес.
- Яцек, мне вчера сообщили, что товарищ Андрей совсем плох. Его смерть станет большой утратой. Как ты считаешь, не пора ли нам готовить похороны?
От такого вопроса в лоб, да еще и заданного теми же словами, которые использовались в разговоре со Сталиным, Дзержинский слегка оторопел. Увидев такую реакцию я решил добавить.
- Давай сразу решим этот вопрос. Иначе потом, обсуждая дела, мы можем позабыть о нем и вспомним только расставшись.
Феликс Эдмундович уважительно кивнул головой.
- Конечно. Ты прав, Лев. Начнем с него, как с второстепенного вопроса. Как ты все это видишь?
Я немного помедлил.
- Я вижу так. В ближайшие две-три недели, скорее всего все закончится. Форма тяжелая. Лечению не поддается. Похороны надо будет организовать очень торжественные, чтобы никто не смог сказать, что товарищи по партии относились плохо к покойному.
Дзержинский, задумавшись, пробарабанил пальцами по столу какой-то мотив,
- Лев Давидович, а ты уверен, что две-три недели? Не очень ты спешишь со своей оценкой? Или ты знаешь что-то, что придает тебе особую уверенность в твоих словах?
- Феликс, ты же помнишь вопрос по Брестскому миру? Помнишь, что я был против этого договора и почему?
- Конечно, помню. Такое забыть сложно.
- Так вот, Феликс Эдмундович, тогда ты тоже верил, что для Революции этот договор неприемлем. Он был подписан только потому, что мы тогда и другие товарищи воздержались при голосовании. Так произошло потому, что определяющим стало именно твое мнение, в том, что отставка Ленина будет для Партии и Революции катастрофой. Из-за этого нам пришлось решать этот вопрос с другой стороны и позже.