Основное значение письменного согласия больного на выполнение врачебных рекомендаций состоит в том, что благодаря ему неопределенность из угрозы союзу между врачом и больным превращается в саму основу, на которой этот союз строится [13]. Такой союз не только служит интересам больного, но и наилучшим образом защищает врача от судебного иска. Больные, уверенные в том, что именно они приняли решение сделать операцию или принять препарат с возможным побочным действием, скорее всего воспримут неблагоприятный результат лечения как следствие связанного с ним риска, а не халатности врача.
Делиться сомнениями нелегко. Больные могут требовать от врача полной определенности в надежде передать ему как принятие решения, так и всю ответственность за результат. Врачи тоже не всегда с удовольствием рассказывают больным о своих сомнениях, предпочитая идти традиционным путем, т. е. отрицать неопределенность и претендовать на знание истины в последней инстанции. Или же наоборот, неопределенность может подавлять их настолько, что они откажутся от четких рекомендаций. Дело может дойти до заявлений типа: Выбор за вами, я снимаю с себя всякую ответственность.
Неопределенность — один из неприятных аспектов нашей жизни. Ни врачей, ни больных не прельщает мысль о необходимости с ней мириться и делиться сомнениями с другими. Отсюда попытки врачей справиться с неопределенностью средствами, которые дают обратный результат и часто приводят к врачебным ошибкам. Речь идет о следующем:
— избыточное обследование;
— надуманная ясность.
Избыточное обследование
Врачи испытывают искушение справиться с собственной неуверенностью и вполне оправданными сомнениями путем назначения все новых и новых диагностических тестов, каждый из которых призван прояснить ситуацию. Поскольку полная ясность в принципе недостижима, теоретически можно оправдать бесконечное количество таких уточнений. Тенденция отождествлять медицину с работой следователя ведет к неверному определению приоритетных задач врача. Стремление не оставить камня на камне, расставить все точки над более уместно при расследовании загадочного убийства, чем при постановке медицинского диагноза и назначении лечения.
Надуманная ясность
Столкнувшись с неопределенностью, как отдельные врачи, так и медицинская система в целом испытывают искушение замолчать это неизбежное обстоятельство, замаскировав его надуманной ясностью. Мы часто изобретаем диагностические термины и названия схем лечения и даем имена тому, чего на самом деле не существует. Временами искусственная определенность полезна — когда она предполагает разумный порядок действий. Например, если неизвестно время заражения сифилисом, полезно установить его с запасом: лучше перелечить сифилис, чем недолечить. Если у больного с болью в области сердца нельзя исключить нестабильную стенокардию или инфаркт миокарда, нужно его госпитализировать. Однако в других случаях такая искусственная определенность может завести в тупик. Называя артериальную гипертонию эссенциальной, панкреатит идиопатическим, а сепсис криптогенным, мы пытаемся скрыть собственную неуверенность относительно причин болезни. Описание нозологических форм на основе метода исключения, т. е. без специфических критериев диагностики, может привести к сорным диагностическим категориям, а те в свою очередь — к броским ярлыкам, значение которых ничтожно, так как из них не следует ни надежный прогноз, ни однозначная схема лечения. Термины типа вирусная инфекция или синдром раздраженного кишечника скрывают больше, чем раскрывают; их употребление наделяет врача и больного ничем не обоснованной уверенностью.