– Здравствуйте, девушки! – радостно заявила она. – Как поживаете?
– И тебе доброго здоровичка, – отозвались монашенки, – бог милостив.
– Мы тут с подругой к вам надумали, – продолжала она, – чего скажете? Стоит или нет?
– Человек такое посоветовать не может, – отозвалась одна, – ты сердце свое слушай.
– Ну, скажете, – фыркнула Алина, – сердце мне чего только не подсказывает. Всего слушаться, что ли?
Самая пожилая бросила на нее недовольный взгляд, и я решила взять дело в свои руки. Тем более что разговор принимал нужное мне направление.
– Знаете, вообще мы приехали навестить нашу знакомую, – начала я, – она здесь недавно, вот и хотели узнать, как ей у вас живется.
Алина бросила на меня заинтересованный взгляд и поддержала:
– Да! Это наша лучшая подруга. Вместе в институте учились. У нее произошла страшная трагедия на почве любви, вот она и решила отрешиться от этого бездушного, черствого мира.
– Молодых у нас давно не было, – покачала головой старшая, – наверное, вы перепутали монастыри.
– Мы учились в разные года, – попыталась я исправить оплошность Алины. – Наша знакомая старше нас лет на тридцать.
За спиной я показала подруге кулак, и она на время замолчала.
– Тогда вы говорите о Серафиме, – решила монахиня. – Только увидеть ее вы не сможете. Она на себя обет наложила, год не общаться с мирскими.
– Какая жалость! – воскликнула я. – Можно хотя бы узнать, как ей тут живется?
– Отчего же нельзя? Вон идет матушка-настоятельница, от нее и узнаете. А нам работать надо.
К нам действительно приближалась пожилая женщина. Она не стала расспрашивать нас ни о чем, а просто и честно ответила на все мои вопросы. Госпожа Серафима, как оказалась, действительно сильно была потрясена всеми событиями, которые происходили с ней в последнее время. Скорее всего, в душе ее давно зрело зерно сомнения в правильности выбранного пути, поэтому достаточно простые приемы, которыми я на нее воздействовала, так быстро привели к желаемому результату. Настоятельница рассказала мне, что Серафима в данный момент живет в монастыре в качестве послушницы, но она серьезно готовится к постригу, поэтому сама, без чьей-то подсказки, порвала все связи с внешним миром. Ее квартира и офис были проданы, а деньги пошли на ремонт и содержание приюта для сирот. Именно в этом приюте и проводила все свои дни Серафима. Дети, хотя и являлись мирянами, составляли исключение для ее обета. Краем глаза мне удалось увидеть бывшую ясновидящую. Данная ей от природы располагающая внешность сейчас была усилена новым простым нарядом и отсутствием привычно яркого макияжа. Из броской дамы она превратилась в почти деревенскую бабушку: окруженная толпой детей Серафима медленно шла через монастырский двор.