Ой, мамочки (Кэннелл) - страница 146

— Неужели вы никогда не любили свою дочь? — услышала я собственный вопрос.

— Милая! — Улыбка сползала с лица мисс Фейт, между тем как сама она пыталась выпрямиться в кресле. Серебристый локон свесился ей на один глаз. — Оправившись от шока, который я испытала, когда узнала, что беременна, не ведая даже имени счастливого отца, — я решила, что, возможно, получу удовольствие от роли Мадонны. Меня забавляло, когда я чувствовала внутри себя жизнь. А когда Мэри родилась, я увидела чудесные возможности, которые открывались с игрой в дочки-матери. Накупила себе замечательных шляпок. Шляпки — моя слабость.

— И что же произошло? — Я прижала руку к животу.

— Мэри с самого рождения была как кость в горле. Вечно хныкала — особенно когда я, измотанная, притаскивалась домой, после целого дня на съемочной площадке. Она больше тянулась к Бегите, моей служанке, чем ко мне. Стрельнет острыми глазками — и я сразу понимаю, что не нравлюсь ей. Даже когда она уже умела говорить… — рука Теолы прижалась к шелковой груди, — мне доставалось только нытье. Со всех сторон твердят о неудачных браках, о супружеской несовместимости! — Легендарный голос понизился до проникновенной глубины. — А что сказать о несовместимости матери и дочери? Поверьте мне, дорогая, я старалась изо всех сил ради этого ребенка. Старалась ей не мешать. Как я уже говорила, с кошками проще, да и с голубями… куда лучше! Дерби и Джоан! — Теола Фейт, пошатываясь, поднялась на ноги. — Вот вам типичный голливудский брак! У моего Дерби уже несколько лет интрижка с одной облезлой сорокой по имени Сабрина. А эта тупая курица Джоан на все закрывает глаза. Забавно, не правда ли, что этот болван ни разу не попадал на страницы "Нездорового любопытства"? — Одергивая подол юбки, Теола широко улыбнулась. — У меня всегда были голуби. Помню, я попросила папу подарить мне воздушного змея, а он преподнес мне пару голубков. — Голос ее звучал все медленнее и тише. На мгновение мне показалось, что она уснула стоя. Однако Теола добрела до дивана и разлеглась на нем, вцепившись в спинку, чтобы не сползти на пол.

Я представила, как Мэри войдет и обнаружит Теолу в пьяном ступоре, и вдруг поняла, что эта мысль мне симпатична не больше, чем им обеим. У меня не было ни малейшего желания фигурировать в «Мамочке-монстре-II», пусть даже под вымышленным именем. Знаю, это звучит глупо, но я питаю родственные чувства к кошкам, и, глядя сейчас на Теолу, понимала, почему в лучшие годы ее называли "кошачьей мордочкой".

— Как вы стали кинозвездой? — спросила я.