Я не ответила. Вспомнилось, как Теола Фейт, перед тем как мы ушли из «Везунчика», назвала шерифа Догерти "старым дураком". А еще я вспомнила, как подумала в тот момент, что толстяк шериф, возможно, не совсем ровно к ней дышит. На что, при данных обстоятельствах, начхать не получится.
— Будь здорова! — сказал Бен.
— Что? — Я недоуменно заморгала.
Любимый нежно улыбнулся:
— Видишь, каким истинным американцем я становлюсь. Здесь люди говорят: "Будь здоров!", если кто-нибудь чихает.
— Ну и?..
— Ну и… ты чихнула.
— Не чихала я… просто подумала это слово.
— Но ведь кто-то же чихнул, — резонно заметил Бен. — И это был не я. А мы уже выяснили, что больше здесь никого нет…
— Отлично! — фыркнула я. — Мало того что наш ребенок родится у родителей, замешанных в деле об убийстве, у меня, значит, еще и крыша едет!
Бен привлек меня к себе.
— Если бы ты меня понимал… — вздохнула я.
— Я понимаю, Элли. — Он поцеловал меня в щеку. — Гибель Мэри сама по себе трагедия, но тот факт, что эту несчастную девушку убила ее собственная мать, — просто невыносим. — Лицо его раскраснелось, отчего глаза стали еще изумруднее, они притягивали меня сильнее, чем его руки, словно заключая нас в волшебный круг. Что бы ни случилось со всем остальным миром — мы в безопасности.
Интересно, я слабоумная или просто секс-маньячка? — подумалось мне, ибо я вдруг осознала, что мечтаю лишь об одном — вернуться в Менденхолл, в нашу спаленку с серебристым люрексом. Тетушка Астрид полагает, что занятия любовью — незаменимое средство для размножения и профилактики пневмонии.
— Подумай, любимая, если действительно произошло убийство и Теола Фейт ни при чем — на ум приходят ужасные вещи.
Он был прав. Засучивая рукава, я ненароком саданула локоть. Черт побери! Настроение было испорчено. Предостережение, начертанное в ванной… пропавшие ножи… Они-то как вписываются в общую картину? Если вообще вписываются… И вовсе не шутки ради был воткнут нож в Кота-Мертвеца. Пора вернуться в реальный мир. Под дождем мы с Беном побрели вверх по каменистому склону, и, когда подходили к крыльцу, меня вдруг посетило странное ощущение, неотвязное, как прилипшая к телу мокрая одежда… что-то изменилось в лодочном ангаре, что-то было не так… Чего-то там не хватало.
* * *
Стихия, будто сговорившись с прочими неприятностями, усугубляла мрачную атмосферу. Дождь барабанил в окна. Ветер завывал, точно третьесортный тенор, разучивающий гаммы. Мы собрались в Красной комнате: все тот же оконный выступ с бархатными подушечками, восковые цветы и огромный рояль. Люди-манекены накрыли стол. Пипс с Джеффриз стояли возле чайного столика — мы же, все остальные, устроились с чашками на коленях, согнув локти и выпятив подбородки. Время от времени кто-нибудь отваживался улыбнуться, но тотчас прятал улыбку обратно. Не стоит проявлять бодрость духа и говорить иначе чем шепотом. Как сказала бы тетушка Астрид, мы оказались свидетелями самой почтенной жизненной традиции: смерти.