Воля?! Не был бы Михайло Боков русским человеком, ежели бы слово это не взяло его голой рукой за сердце за самое… Услышал он про волю, будто бес ему в ребро: потянул за Пугача. Даром, что богач был, в кисете золота пуд.
— Братцы! Поддержим! Бей приказных!
Пугач в Сызрани еще, а Малыковка уже вся на ногах, — вспомнила старинку вольную, когда отцы-то и деды по Волге плавали, грабили да гуляли — кровь закипела — пошли за Михайлой Боковым…
В Малыковке слободской управитель был, с приказными. Всех их повязали бунтари, заперли в избу приказную, и живьем сожгли. Михайло Боков главный зачинщик был. С тестем со своим с кулугуром Сапожниковым. То-то потом попили, попировали, когда от приказных избавились!..
Но года не прошло — в зимнее утро на малыковской площади, у Предтеченской церкви, заиграли солдатские трубы. А по улицам ходили солдаты в зеленых мундирах, с косицами, сгоняли народ на площадь.
На площади крутился на лошади молодой офицерик Гавриил Романович Державин.[1]
Собрались малыковцы, Державин к ним:
— Кто зачинщик?
Молчит толпа.
— Кто зачинщик, вас спрашиваю? Всех перестреляю, если не скажете.
Солдаты с косицами взяли ружья на руку. Толпа на колени. И выдала Михайлу Бокова.
— Вот кто зачинщик… А еще Сапожников… Да кривой портной; да Тимофей Андронов — они подбивали бунтовать.
Решительный был молодой поручик Гавриил Романович Державин.
— Повесить их!..
Подхватили солдаты с косицами Михайлу Бокова, повели на окраину Малыковки, и там на кладбищенских воротах повесили. А с ним — его тестя Сапожникова, Тимошку Андронова и кривого булгу — портного…
Зеленые солдаты с косицами разграбили до тла боковский дом, жену Бокова прочь выгнали с малым сынишкой, а дом сожгли…
Была зима, лютый мороз. Во весь голос вопила Бочиха — и мужа жалко, а еще больше — дома жалко, житья привольного жалко…
Много лет спустя, на том месте, где было первое кладбище села Малыковки и где, на воротах, по приказу поручика Державина, был повешен Боков и Сапожников с товарищами, родной брат Сапожникова построил храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы.
И когда покровский колокол созывает теперь людей на молитву, он чуть плачет. И знают все, почему плачет колокол. Знают: на крови стоит церковь Божия, Покрова Пресвятой Богородицы.
* * *
А время неуемно растит одних, старит других.
Лет через двадцать пять на берегу Волги появился молодой мужик — бурлак, грузчик — с черной бородой, выразительными глазами, горластый.
Крикнет:
— Гей-ей-ей… Двигайся!..
Аж в ушах запищит… И мужики смачно засмеются, заругаются…
— Кто?
— Боков.
— А, это тот, у которого отца?..