Я-то в своем описании старалась ей показать, какой это на самом деле безвкусный кошмар, но, похоже, добилась совершенно обратного эффекта.
– Золотые... С пряжечками... На шпильке... – Глаза Дашки мечтательно затуманились. – Теть Лиз, а какой у тебя размер?
– Седьмой. То есть тридцать седьмой на ваши деньги.
– И у меня тридцать седьмой. А ты их с собой привезла? – оживилась Дашка. – Дашь померить?
– Да ты что, Даш? Чего бы я их в Москву поперла? Я ж тебе говорю – в этом ходить невозможно.
Дашка разочарованно выдохнула. Но тут же снова воспряла.
– Теть Лиз, значит, ты их совсем не носишь?
Я кивнула.
– Совсем-совсем? А тогда... Я нахалка, конечно, но... Не могла бы ты их отдать мне?
– Да могла бы, конечно. – Мысленно я выругала себя за недогадливость. Привезла бы ребенку босоножки, вот было бы радости. – Дашунь, я, честное слово, просто не сообразила, дура. И потом, я размера твоего не знала.
– Ну ничего. Ты мне в другой раз привезешь, не забудешь ведь? А может быть, дядю Колю попросить? Ну, если он вдруг приедет? Или оказия там какая?
– Вряд ли он скоро приедет, Дашунь. Но я спрошу.
Я внутренне рассмеялась, представив себе, как звоню Нику с указанием немедленно отправить мне в Москву золотые босоножки «Маноло Бланик». Интересно, что бы он подумал? Кстати, я ж ему так и не дала знать, что жива. Наверное, надо бы. Вот сейчас куплю телефон...
– Дашунь, а мы с тобой куда едем?
– В центр. Ты же сама сказала.
– Ну да, а куда именно-то?
– Мне все равно. Ты-то куда хотела?
– Да я даже не знаю... Ну, на улицу Горького, наверное.
– Куда? Это где такая?
Я растерялась. Как это – где улица Горького?
– Ну, там метро «Пушкинская». Где памятник Пушкину, знаешь?
– А, на Тверскую, – облегченно выдохнула Дашка. – А то я не поняла.
– Ну да, на Тверскую. – Спятишь с этими переименованиями, я и так-то все нечетко помню, а теперь еще разбирайся, что куда переназвали. – Даш, а телефон там можно будет купить? И денег мне надо бы поменять.
– Это где угодно можно, – отмахнулась Дашка. – Приехали, нам выходить.
Мы вышли на улицу Горького, то есть Тверскую, но не на Пушкинской площади, как мне думалось, а напротив «Националя». Я восторженно огляделась вокруг. Все было таким... Таким огромным, и забытым, и родным, и знакомым, и совершенно другим одновременно. Перед Историческим музеем... Стоп, а где гостиница «Москва»? Мамочки! А перед Манежем какой-то глобус торчит... Хорошо хоть, «Националь» на месте, тоже вон вокруг лесов полно. И куда теперь идти? Хотелось сразу всюду.
В конце концов, помаявшись и помявшись, я определилась, и мы тронулись вверх – или вниз? – по Тверской. Вверх – это к центру, а мы пошли от. Я пялилась по сторонам, как трехлетний ребенок, приехавший из деревни, и озвучивала свои восторги вслух. Бедная Дашка.