— Это почему же? — влез в разговор Арнвид, чья лысина побагровела от выпитого, но взгляд не потерял остроты.
— Ваша сила в том, что вы способны меняться, — очень тихо и печально ответил Оберон. В этот момент, несмотря на гладкую кожу и черные, без седины, волосы, он выглядел чудовищно старым, уставшим от бессчетных веков жизни. — Любой из нас, волшебного народа, всегда остается таким, каким родился, будет уметь только то, что умел изначально, и никогда не возжелает большего. Исчезник будет дурачить людей в лесу, пустая фея — пить силу из очарованных мужчин, но они всегда будут теми же самыми, что и сотни лет назад. А вы, люди, способны учиться, копить знания, меняться внутренне. Тот, кто был слабым, может за какие-то годы стать сильным, трус — смелым, дурак — набраться мудрости…
Он замолчал, притихли и викинги. Перестал жевать Вемунд, работа мысли обозначилась даже на лице Кари.
— В отдельности каждый из нас сильнее любого из вас, — продолжил владыка фэйри, — но вместе вы нам уже не уступите. Я с ужасом думаю о тех временах, когда вас станет больше, вы станете умнее… Все больше смельчаков будет находить сюда дорогу, вмешиваться в дела моего мира, менять его, а любые перемены противны самой сути Страны Чар.
— Это время точно наступит? — спросил Хаук.
— Наступит рано или поздно, — кивнул Оберон. — И тогда нам придется либо воевать с вами, жестоко и кроваво, чтобы избежать участи рабов, либо отгородиться от мира людей прочнейшей завесой, стереть из самой памяти смертных упоминание о фэйри… — Он улыбнулся, смягчив впечатление от страшного пророчества. — Но что грустить? Никто из вас не доживет до этого времени. Поэтому сейчас веселитесь!
В зале грянула музыка. До сих пор тихая, она неистовствовала, точно осенняя буря на море. От могучих ее ударов по коже прокатывалась дрожь, а в сердце рождалось веселое буйство.
Фэйри закружились в танце, звериные и человеческие тела смешались в безумном хороводе. Прыжки, перевороты, выбрасывания ног следовали друг за другом в таком темпе, что, будь среди танцоров человек, он бы быстро рухнул от усталости. Мелькали поросшие шерстью и перьями лица, сверкали глаза, развевались яркие алые и желтые одежды.
Ивар ощутил, что от дикой пляски у него закружилась голова. И тут прямо в ухо шепнули, окутав лицо тонким ароматом лесной поляны:
— Герой из мира людей скучает?
Он поспешно обернулся. За его спиной, грациозно изогнувшись и обольстительно улыбаясь, стояла невысокая фэйри. Полупрозрачная одежда, сотканная, похоже, из стрекозиных крылышек, плохо скрывала изящную фигуру, а если честно — то вовсе не скрывала, выставляя на обозрение наиболее выдающиеся места.