— С земли на небеса? Что, так прямо и подняты? — усомнилась Люси.
Ей показалось, что Саймон опять иронизирует.
— Как та женщина в книге «Сто лет одиночества»,— поддакнул Алекс— Она была слишком прекрасна, чтобы лежать в могиле, поэтому завернулась в простыню, которую вывешивала для просушки, и вознеслась на небо.
— О, вовсе не так поэтично, как у Маркеса, и далеко не так духовно и возвышенно! Но как ни странно, сама идея получила распространение благодаря христианской научно-популярной книжной серии, растиражировавшей весь этот бред и продающейся на ура. Тем не менее для многих американцев это совсем не вымысел, поэтому я соглашусь, Алекс, что твое сравнение вполне допустимо. Но по данному сценарию лишь избранные — элит-клуб самых бессовестных — удостоятся столь желанного похищения. А мы, то есть все остальные заблудшие души — в нашу группу включено большинство представителей здравомыслящего и гуманистически настроенного христианского общества плюс миллионов этак шестьсот китайцев, триста миллионов азиатов и не знаю сколько мусульман, сикхов, евреев, а также непременно все циники вроде меня и люди науки вроде тебя, Алекс,— все мы останемся, как говорится, на бренной земле, чтобы копошиться здесь дальше или, может, чтобы убирать оставшийся после Вознесения мусор. И пока сумасшедшие профессора из колледжа Кэлвина станут распивать со святым Петром шампанское, мы, гуманисты и миряне, будем ввергнуты в самую гущу Армагеддона и, очевидно, захлебнемся в крови этого грандиозного сражения. По крайней мере, они на это очень надеются.
Алексу хотелось от души расхохотаться, но он побоялся обидеть приятеля, говорившего со всей серьезностью.
— Саймон, я уже давно пришел к пониманию, что люди веры порой действительно готовы отдать жизнь за свою веру. Это их право. Но вера на то и вера: она происходит от потребности верить и не имеет ничего общего со знанием. Она имеет дело не только с непознаваемым, но даже часто и с неправдоподобным. В нынешнем цивилизованном обществе образованных людей никакая группировка не в состоянии добиться успеха в навязывании другим своих слепых верований и нелепых идей, тем более добиться поддержки правительства в развязывании войны на этой почве! По крайней мере, в западном мире такое не пройдет. Ты все же отчаянный пессимист.
— А ты, Алекс, не пытайся рационализировать их доводы: они не имеют ничего общего с логикой. Ими движет страх отвержения, и они направляют весь свой пыл на то, чтобы повернуть назад стрелки часов и отменить результаты Просвещения — совсем как Яков Первый и его «охотники за ведьмами». Что сегодня сказал бы Шекспир западному лидеру, решившему воспользоваться подобными умонастроениями или даже, говоря прямо, потворствовать им? Президенту и «причуднику, закоулочных дел мастеру»