Генри чрезвычайно заинтересовался новой информацией, но сразу разграничил вздор, который Саймон смаковал с таким юмором, и действительно опасные аспекты подобных верований, признав и политическую заинтересованность некоторых лиц. С оксфордских времен у него остался друг, теперь заведовавший приходом в Уинчестере,— они и доныне частенько встречались за обедом и не теряли связи друг с другом. Генри собирался порасспросить его насчет «христианских сионистов», так сказать, для полноты восприятия. Он также предостерег Алекса от чрезмерной наивности: пребывая в идеалистическом медицинском мирке, легче всего верить, что большинство людей альтруистически стремятся к спасению жизни ближних.
— Я понимаю, Алекс: ты выбрал именно эту сферу, потому что веришь, что она проторит нам путь к лучшему будущему, к сокращению числа болезней, в особенности детских. Ты непогрешимо убежден, будто стволовые клетки — наша основная надежда, но иногда по возвращении с очередной конференции ты сетовал, что далеко не все разделяют твою точку зрения и что их политическое лобби не только не ослабевает, но даже становится все более крикливым. Мы уже обсуждали с тобой, как они пытались обвинить тебя и твоих коллег в присвоении себе функций Господа и, чтобы заставить вас замолчать, доходили до прямой агрессии и оскорблений. Эти люди, многие из которых далеки от каких-либо моральных идеалов, в своих узких целях хотят загнать ваши исследования в рамки, а самые бескомпромиссные из них — те, кто продолжает нападки на тебя и вне конференций,— по духу очень близки фанатикам, о которых говорил Саймон. И если благодаря фамильному наследию ты окажешься в непосредственной близости к людям подобного толка, будь осмотрителен, Алекс. Твои взгляды на жизнь проистекают из выбранного тобой поприща, но ошибкой было бы игнорировать извращенный энтузиазм этих фанатиков. У них донельзя ограниченное мировоззрение, они всё видят по-своему и не собираются даже обсуждать наличие иного восприятия. В их речах сквозит слепая приверженность идее, ненависть, порой даже страх. Эти люди не могут допустить правоты ни либералов, ни ученых, чем дискредитируют ту основу, на которой базируются их убеждения. Всё, что они вычитали в Библии, они наполняют смыслом по собственному выбору, и им вовсе не по нутру, когда кто-то вступает с ними в полемику. Их манию недооценивать просто опасно.
У Генри был мягкий характер, и его пылкая речь встревожила Алекса. Его насторожил тон отцовского предостережения, от которого в воздухе ощутимо запахло опасностью. Надо будет непременно позвонить Максу и Анне — она уже вернулась и скоро приведет сынишку домой,— но не раздувать страсти, чтобы невзначай не напугать. В любом случае главный удар приходится на него и на Люси: только они двое непосредственно связаны с завещанием и с находкой документов.