Наступило, блин…
Лучше бы его убили, этого… как его… Куркина или Дуркина… Нет, вроде Муркина, что ли. Тогда получается, что Степан и его команда вовсе ни при чем, мало ли где и кого убивают!
— Пап, ты чего? — совсем рядом испуганно спросил Иван, и Степан очнулся. — Пап, ты почему не одеваешься, а?
Он смотрел на телефонную трубку в руках Степана. Глаза у него расширились, и мордочка стала совсем детской — от страха.
Он боялся телефона.
Однажды по телефону Леночка сообщила Степану, что никогда больше к нему не вернется.
«А Иван?» — спросил тогда Степан, тяжело глядя на сына, который ковырялся у него в ногах. Ему было пять лет.
«Ну Сте-о-о-па! — протянула Леночка с веселым упреком. — Ну будь человеком! Ну куда мне еще ребенка?! Скажи спасибо, что я тебе квартиру оставляю!».
Квартира принадлежала Степану, но Леночка об этом все время забывала.
Выслушав Леночку, Степан повесил трубку, достал из морозильника бутылку водки и залпом выпил ее, не отрываясь и не закусывая. Иван зачарованно смотрел на него. Потом Степан лег и проспал, наверное, часов двадцать, не слыша ни плача Ивана, ни его причитаний, не чувствуя, как тот пытался его разбудить. Он проснулся в сумерках. Иван, свернувшись калачиком, спал у него под боком. Сквозь рубаху просвечивали острые позвонки. Степан зачем-то растолкал его и сказал, что мама к ним больше не вернется. От страха Иван даже не заревел, а завыл, глядя на отца потемневшими от ужаса расширенными глазами и широко разевая розовый, совсем младенческий ротишко.
С тех самых пор телефоны Иван ненавидел и боялся.
И не зря.
В прошлом году тот же самый телефон — телефон-предатель, телефон-злодей — сообщил им, что бабушка умерла…
— Папа… — повторил Иван, не отводя глаз от телефона. И даже попятился немного.
Степан злобно сунул трубку в гнездо.
— Все в порядке, — сказал он преувеличенно спокойно. — Просто мне срочно нужно на работу.
— На работу? — переспросил Иван упавшим голосом.
Он явно не верил, что отец так расстроился из-за работы.
Как все очень одинокие и не слишком защищенные дети, он склонен был видеть в простых и обыкновенных событиях самое худшее, а сегодня события явно не были обыкновенными.
— Ты не знаешь, где я рубашку бросил? — спросил Степан, стараясь отвлечь его и разрываясь от внезапно навалившейся жалости к нему и обиды на жизнь, которая в последние несколько лет преподносила им обоим исключительно неприятные сюрпризы.
— Знаю, — приободрился Иван. — Ты ее в своей спальне на кровать бросил. Только она потом на пол упала.
— На пол? — переспросил Степан машинально. Он уже не думал об Иване. Он думал только о том, что происходит в Сафоново и как бы сделать так, чтобы уже там оказаться и начать контролировать ситуацию.