Поэтому он сказал грозно:
— Ешь давай! — и подвинул сыну тарелку. И налил морковный сок, который Иван терпеть не мог и пил, зажимая нос пальцами.
Иван взглянул отцу в лицо совершенно черными Леночкиными глазами и, очевидно, увидев там что-то, пререкаться не стал, а начал покладисто ковырять яичницу.
Лучше бы скандалил.
— Хочешь, вечером в ресторан пойдем, а? — предложил Степан. Чувство вины требовало какого-то выхода. — В какой-нибудь… итальянский. Где макароны подают.
Иван глянул на него и отхлебнул морковного сока, не забыв предварительно зажать нос.
— Ты лучше в шкоду зайди, — прогундосил он, не отпуская носа. — У всех родидеди приходят, а у бедя нед.
— А что? — насторожившись, спросил Степан и легонько хлопнул сына по руке, чтобы тот отпустил нос. — У нас проблемы?
— Нет у нас проблемой, — ответил Иван, но как-то подозрительно быстро начал жевать яичницу.
— Проблем, — поправил Степан, отчетливо понимая, что проблем там, очевидно, воз и маленькая тележка.
Он уже почти простил жену за то, что она ушла от него.
Но он никак не мог простить мать за то, что она так неожиданно умерла. Они остались с Иваном одни. Совсем одни.
Конечно, с хозяйством они справятся, им не привыкать — мама всю жизнь жила отдельно и в хозяйстве участия не принимала. А друг с другом?
— Ты что, опять трояков нахватал?
— Ничего я не нахватал! — ответил Иван, дернув плечом. — Просто я не знаю…
— Чего ты не знаешь?
— Пап, ну съезди в школу и спроси, чего я не знаю! — Он оскорбленно засопел, губы у него искривились и набухли, и всю мордаху как будто повело в сторону. — Она говорит, что я все не правильно понимаю! А я не знаю, что я не правильно понимаю!
— Да кто она-то?
— Инга Арнольдовна! — выкрикнул Иван, отвернулся и утерся рукавом. Степан слышал это имя впервые.
— Кто такая Инга Арнольдовна?
— Она ведет у нас литературу. Между прочим, с нового года, папочка!
В их продвинутой школе с первого класса преподавали не чтение, а литературу.
— Ты что, — осторожно спросил Степан, — плохо читаешь?
Иван научился читать года в четыре и с тех пор читал все, что только попадало ему в руки.
— Папа! — воскликнул Иван с упреком. Он воспринимал такие вопросы как оскорбление. Он не понимал, почему взрослые иногда говорят такие глупости. — Читаю я хорошо! Я не понимаю! Понимаешь? Не по-ни-ма-ю!
— Черт знает что, — пробормотал Степан беспомощно.
Не хватало еще только проблем в школе!
В громадном офисном здании на Профсоюзной, которое ремонтировала его строительная фирма, на прошлой неделе какие-то идиоты выбили стекла, засыпав весь ковролин мелкой, как будто алмазной, крошкой, которую ничем было не взять. даже самыми мощными пылесосами. Пока они решали, что делать с ковролином — перестилать или все-таки чистить, — прямо перед зданием прорвало водопроводную трубу, и районная администрация вместо того, чтобы трубу чинить, три дня пыталась доказать, что во всем виноваты Степановы строители, которых зачем-то понесло в этот колодец. Степан мотался в администрацию и в мэрию, скандалил, лебезил, доказывал, уговаривал, платил деньги, унижался и ругался.