Бородатый обрадовался:
— А, это ты, шеф! Как успехи?
Хилков протянул ему сумку:
— Пять водки, две шампанского…
— У-у… да ты маг и волшебник! Подожди секунду, я тебе сумку принесу. — Он скрылся, чуть притворив за собой дверь. Теперь Хилков слышал отдаленный гул голосов, смех.
Бородатый сразу же вернулся, сунул Хилкову сумку и сказал:
— Там еще денежка. Ты когда сменяешься?
— В восемь утра, — сказал Хилков.
— Вот и отлично. К семи подъезжай, до дому подкинешь… Если на часок в парк опоздаешь, не смертельно?
— Не смертельно… — усмехнулся Хилков.
— Ну и ладненько, — подмигнул ему бородач. — Ты, я вижу, свой человек. Так к семи? — И он захлопнул за собой дверь.
Хилков спустился вниз по лестнице. Лифта ждать не стал. Шел и думал, сколько же отвалил борода. «Наверное, не меньше четвертного. От той сотни-то у меня остались рожки да ножки… Водочку ведь я и так неплохо бы сбыл…» Только в машине он раскрыл сумку и вытащил… сторублевку. Радостно екнуло сердце. «Ш-ш-широкий мужчина, — с одобрением подумал Хилков. — Меньше сотенной монеты не знает». И дал газ, насвистывая веселый мотивчик.
До семи часов Хилков успел еще прилично подработать. Народ разъезжался из гостей по домам. Машины были нарасхват. На чаевые никто не скупился.
Без пяти семь Хилков снова подъехал к гостинице. Ждать пришлось довольно долго, и он задремал, положив руки на руль. Проснулся оттого, что по стеклу негромко, но нетерпеливо барабанили.
— Заждался, шеф? — сказал бородач, усаживаясь рядом. — Оно и верно, деткам бай-бай пора. Петушок пропел давно… С Новым годом, кстати! Подожди, подожди. А моих почтенных друзей ты не хочешь везти?..
Тут только Хилков увидел у машины еще двоих — крупного молодцеватого мужчину в шубе и совсем молодого, модно одетого юношу.
— Закурим, Федор Борисович? — сказал молодой, обращаясь к бородачу, когда они сели в машину.
— Можно, — ответил тот и небрежно бросил Хилкову: — К Варшавскому вокзалу, шеф!
«Ну и запах, — подумал Хилков, — наверное, какой-нибудь заграничный табак». Сказал:
— Табачок-то у вас — век бы нюхал.
Федор Борисович засмеялся. Смех у него был добродушный, довольный.
— Табачок что надо. Настоящий «кепстен». Не хочешь ли трубку завести, шеф? Тебе пошла бы.
— Ничего, и «Беломором» обойдусь, — смутился Хилков.
Когда ехали по Измайловскому проспекту, он спросил:
— К самому вокзалу?
Тот, который был одет в шубу, ответил ворчливо:
— К самому, к самому.
Вылезая из машины, он буркнул:
— До встречи!
— Звони, Василич! — как-то игриво крикнул ему Федор Борисович. Тот только рукой махнул.
— А теперь назад, на Пироговскую, — попросил пижонистый. И, засмеявшись, сказал: — Василич-то не в духе. Шибко не повезло ему сегодня…