Когда я вернулась после обеденного перерыва, он прямо-таки рванулся ко мне:
— Кинкейд, Кинкейд, ты должна мне помочь.
— Что случилось?
Он кивнул в сторону касс. Там Алек вовсю флиртовал с Кейси. Она улыбалась и восторженно кивала каким-то его речам.
— Алек зашел сообщить мне, что он устроил нам большое прослушивание в «Голубой галерее». Мы должны идти репетировать. Немедленно.
— Боже мой! Полегче с ударениями.
— Кинкейд, мне это нужно. Ты должна прикрыть меня. Никто не узнает, что я смылся. Ребятам плевать, а Пейдж и Уоррена не будет.
— Сколько тебе нужно?
— Весь остаток дня.
— Весь остаток — это значит, мне тут двенадцать часов работать! Вдобавок я не могу закрывать. Я собиралась в театр. Сет достал горящие билеты.
— Тогда… останься, сколько сможешь. Дженис закроет.
Я колебалась. Уоррен предпочитал, чтобы магазин закрывала заведующая или кто-нибудь из ее помощников, но Даг был прав. Дженис способна справиться с этим.
— Кинкейд, — умолял он. — Пожалуйста. Мне очень нужно. Ты же понимаешь.
Даг всегда умел очаровывать и убеждать. Сегодня что-то в нем меня особенно тронуло. Мастерская работа другого мастера, по-видимому. Когда я уступила его мольбе, он подхватил меня и закружил самым неприличным образом. Две минуты спустя их с Алеком уже не было, и я приготовилась к долгому дню.
Когда он подошел к концу, я была совершенно уверена, что без меня магазин непременно сгорит дотла. Все-таки заставив себя уйти, я поехала в центр, нашла место для стоянки и влетела в театр, когда уже гасили свет. Задыхаясь, я плюхнулась в кресло между Сетом и его тринадцатилетней племянницей Бренди. Мне помахали сидящие рядом с Сетом его брат и невестка.
Бренди расплылась в широкой улыбке. Первое время после нашего знакомства она стеснялась, но теперь, похоже, относилась ко мне как к старшей сестре, которой у нее не было. Я тоже полюбила ее. Если мы с Сетом когда-нибудь расстанемся, не знаю, как я переживу разлуку с его семьей.
— Думала, ты уже не придешь, — сказала она, едва различимая в тусклом свете.
Во время оно волосы ее и ее матери назвали бы «льняными», но больше никто так не говорит. Тем не менее, глядя на их пастельно-золотые локоны, я всегда вспоминала это слово.
— Всего лишь позднее явление, как принято в свете, — шепнула я. — Вспомни это, когда станешь постарше. Это держит людей в недоумении. Как только они начинают что-нибудь предполагать, с ними становится невозможно.
Бренди захихикала. Сет только улыбался, но глаза его лучились одобрением, словно он оценивал меня. Я была в бордовых шелках, а волосы связала овальным пучком. Его глаза, как я уже давно обнаружила, могли быть столь же ярки и выразительны, сколь и его перо. То, что я читала в них сейчас, вряд ли было подобающим в общественном месте. Он положил руку на мою, так что обе они оказались у меня на бедре, и чем дальше, тем чаще я думала о том, где находится его рука, а не о превосходной пьесе.