— Тридцать четыре… тридцать восемь…
А рядом, в четырех шагах от него, сидела в кресле заплаканная Матильда. Иногда, когда Рус начинал кричать и размахивать руками, словно отбиваясь от навалившихся тварей, она подходила и гладила любимого по голове. Прижимала к себе. Шептала что-то и плакала.
Ее тепло успокаивало Руса. Он замирал, на какое-то время переставал дрожать, но через десять-пятнадцать минут продолжал свой страшный подсчет:
— Сто пятьдесят три… сто семьдесят… Двести…
— Она меня ненавидит? — негромко спросила Патриция.
— Она еще не знает, — честно ответила Мамаша Даша. И тяжело вздохнула: — Сейчас Матильда думает только о Рустаме.
— Но возненавидит.
Гадалка положила руку на плечо Пэт.
— Мата сама рассказала Русу правду.
— И что изменила?
Они говорили в коридоре, у входа в апартаменты Лакри. Говорили шепотом. Но не потому, что Матильда или Рус могли их услышать, совсем нет. Просто шепот лучше всего подходит для горьких слов. Ты не произносишь их в полный голос, и от этого немного легче.
— Ты прекрасно знаешь, что она изменила, — заметила Мамаша. — Если бы не вмешательство Маты, ты обманула бы Руса так же, как и остальных. Сказала бы, что виной всему ракета, что все вышло из-под контроля, что катастрофа — трагическая случайность…
— Он слишком умен, он бы не поверил.
Патриция улыбнулась, но в глазах ее застыла боль.
Не раскаяние, не сожаление — боль.
Матильда должна была стать ее совестью, ее жалостью. Матильда! Сознательно или нет, она поделилась своим грузом с любимым, и Рус не выдержал.
— Он захотел бы поверить, — с нажимом продолжила гадалка. — Так же, как сейчас он захотел от всего сбежать. Он заставил бы себя поверить.
Пэт понимала, что гадалка права, но легче не становилось. Потому что все пошло не так, как должно. Потому что ее любимая сестра убивается сейчас рядом с сумасшедшим мужчиной и готовится ее возненавидеть. Потому что обмануть не получилось.
— Ты сможешь его вылечить?
Патриция машинально посмотрела на скользящие по кистям рук руны.
— Только в том случае, если Рус этого захочет.
— Но ты попытаешься?
— Должно пройти время.
Оно ведь не только убивает, оно еще и лечит. Притупляет пережитый ужас. Сейчас Лакри один, но рано или поздно он, возможно, захочет вернуться к Мате и ребенку. И тогда Патриция поможет ему вырваться на свободу. Но только тогда.
Боль постепенно уходила из взгляда Пэт. Не исчезала, но пряталась, поскольку, вспомнив о времени, Избранная вспомнила и о делах — день ее был расписан по минутам.
— Ты решила, что будешь делать дальше? — Патриция посмотрела на гадалку. — Отправишься с нами или останешься здесь?