Два часа спустя мы уже были в том самом магазине мужской одежды, в который я зашел в свою первую неделю в Бирмингеме. Диджей с бородкой по-прежнему крутил свои диски в углу, и похожий на червяка продавец с гримасой на лице по-прежнему гримасничал, а я по-прежнему пытался сохранить верность черному и темно-синему цветам. Джинни, однако, вовсе не разделяла моих взглядов.
— Так ты хочешь мне сказать, — начала она, перебирая майки на вешалке, — что вся одежда, купленная тобой начиная с двадцати шести лет, была черного или темно-синего цвета?
— Абсолютно вся, — гордо сказал я.
— И носки?
— Да.
— И трусы?
— Всегда.
— И рубашки?
— У меня есть несколько белых рубашек, но я надеваю их только на встречи с крупными клиентами, а обычно я ношу…
— …темно-синие или черные.
По лицу Джинни можно было понять, что она не верит своим ушам. От вешалки с майками мы перешли к вешалке с «повседневными» брюками.
— Как тебе эти? — сказала она, показывая мне пару зеленых штанов милитари.
— Нет, они же зеленые.
Потом она перевела взгляд на бархатные брюки пурпурного цвета.
— А эти?
— Пурпурные? Ты что, шутишь?
Джинни все еще не могла поверить тому, что я ей рассказал. Она подошла к вешалке с костюмами и выбрала один — светло-серый, с тремя пуговицами.
— Давай, Мэтт. Этот не должен оскорбить твоих чувств. В нем ты бы выглядел просто обворожительно.
— Светло-серый? Я бы провел остаток своей жизни в походах в химчистку. Ни за что.
— Но ты ведь понимаешь, что это у тебя «пунктик», да?
— Я уже говорил тебе, что ничего не могу с собой поделать. Я знаю точно, что мне нравится. Если индийская кухня, то это куриная тикка масала. Если музыка, то это женский рок. Если одежда, то темно-синего или черного цвета. — Я повернулся к Джинни и заглянул ей в глаза. — А если женщины, то это ты.
Она засмеялась и поцеловала меня, несмотря на то что в магазине было довольно много народу.
— Поосторожнее, — сказал я.
— Плевать на осторожность. Это еще не все. Я уже давно не имела возможности прилюдно выказать свои чувства, так что извини меня за то, что я сейчас хочу получить от этого максимум кайфа. — И она снова поцеловала меня, а потом пристально посмотрела мне в глаза. — Почему мне это так нравится?
— Потому что ты пребывала в заблуждении, а я указал тебе дорогу, — сказал я, вдруг наполнившись уверенностью в себе. Мне нравилось быть здесь, на людях, с этой красивой женщиной. Мне нравилось, что любой мужчина в этом магазине, как бы понтово он ни был одет, понимал, что Джинни — моя девушка. — Ты знаешь, чего хочешь, и это тебя пугает, потому что ты привыкла думать, что жизнь — это какое-то рискованное предприятие, и надо все время делать одни и те же ошибки и никогда на них не учиться. Тебе это нравится. А мне нравится точно знать, что получится из того или этого, и быть уверенным, что когда оно у меня будет, то всегда будет приносить мне тот же самый кайф, что и в самом начале, если, конечно, прилагать для этого некоторые усилия. А иногда — чем дальше, тем лучше. Я не любитель нового. Новое нервирует меня. Я люблю все старое — опробованное и проверенное.