Он протянул мне холодную атласную ладошку и предложил сесть:
– Мне сообщили, что в своих статьях вы возмущаетесь преступностью, критикуете американское образование, симпатизируете христианству…
В нем была какая-то тайна. Он таился за дымчатыми линзами, под широкополой бархатной шляпой, за каштановой бородой. Как хорошо было бы сейчас схватить его за бороду, намотать на руку, потаскать. У него были несимметричные уши. Одно прижато к черепу, другое стояло торчком, будто его здорово надрали в детстве. Он говорил:
– Преступность есть всюду. Я бываю в Париже. Там тоже грабят. Вы должны выражать позитивную точку зрения. Должны быть актером. Играйте…
Ну положим, я-то могу ухватить его за дефективное ухо. Мне хорошо, я маляр. А каково Амбарцумову? Каково гордому полусыну Кавказа в узком лапсердаке? Хасид говорил:
– И тем не менее вы мне нравитесь. Все говорят – вы блестящий журналист. Хочу дать вам шанс. Группа советских диссидентов отправляется в Афганистан для проведения работы среди советских военнопленных. Полетите с ними. Серия репортажей. Возможно, ваши заметки опубликует «Нью-Йорк таймс». Но помните: нужен позитивный взгляд.
Я думал, он вызвал меня, чтобы уволить. А тут такой шанс… Я сдержанно поблагодарил, и мы пожали друг другу руки. А что, если удастся вырваться из этнического лапсердака и примерить «сьют» Теда Коппеля[20]? Чем черт не шутит…
– Я, бляха, по всем сортирам прошел, они все как кишка, а мой сортир – куколка…
Севрюга выломал в разрушенном доме камин, установил в своем сортире.
– Сидишь, бляха, на унитазе, каминными щипцами угли помешиваешь. Мне в кайф… Хошь такой имею. Я, бляха, дом покупать собираюсь, а тут по диссидентским делам вызывают. Надо, говорят, Федя.
Покуда мы летели из аэропорта Кеннеди в Карачи, он все рассказывал мне о лагере. То было одностороннее движение грубых идей. За несогласие Севрюга мог покарать мордобоем. Я был запуган этим агрессивным монголоидом с поврежденным черепом. Он, можно сказать, меня окончательно зачуханил…
– Чифирим это мы под шконкой, а он, косорылый, и говорит: буду премьером, а ты будешь в моем правительстве заместо Громыки. Они, бляха, уже в зоне портфели делили, козлы.
В Карачи стояла свирепая жара. Севрюга обвязал голову махровым полотенцем, оберегая потревоженный мозг. Он стал похож на планету Сатурн, и мусульмане заговаривали с ним на местном наречии.
В аэропорту мы присоединились к трудовикам[21]. Они прилетели из Западной Германии. Но несмотря на перелет, у них был чрезвычайно свежий и отдохнувший вид. Их лидер Рапп был стройный среброволосый старик с розовым, чистым лицом…