В глубине тумана один из силуэтов придвинулся ближе — голова, покачивающаяся на воде. Он приблизился и остановился; снова приблизился и остановился; каждое его движение сопровождалось почти неуловимым звуком рассекающего воду тела, плеском мелких волн, ласкавшим мои щеки.
Незнакомец подплыл так близко, что я почти различал черты лица, обрамленного длинными, черными волосами. Он немного привстал — ровно настолько, что я успел разглядеть широкие плечи и крепкую шею. Казалось, он улыбается, но при таком свете могло померещиться что угодно.
Потом он осторожно нырнул; над тем местом, где он ушел под воду, поднимались мелкие пузырьки воздуха и клубился туман — море сомкнулось над Атлантидой. Гладь бассейна выровнялась, и вода смешалась с туманом. Он исчез.
Я почувствовал, как что-то коснулось моих икр, как будто под водой скользнул юркий угорь.
Мое сердце забилось сильнее. Грудная клетка сжалась. Я часами плутал по городу, не разбирая дороги, — меня мог выследить самый неуклюжий убийца, и я ничего бы не заметил. Я повернулся и нащупал лежавшее на краю бассейна полотенце и спрятанный под полотенцем нож. Не успел я взяться за рукоять, как вода за мной закипела и вспенилась. Он тронул меня за плечо.
Барахтаясь и скользя по дну бассейна, я развернулся, вслепую вытянул руку и вцепился ему в волосы; потом поднес лезвие к его горлу.
Он громко выругался. За спиной послышался заинтригованный ропот толпы, точно пробудился от сна слепой зверь.
— Руки! — закричал я. — Руки из воды!
Ропот перерос в беспокойство. Передо мной из воды выскочили две руки, точно хлопнула по воде хвостом рыба; руки были пусты и безобидны. Я отнял лезвие от его горла. Должно быть, я его порезал; тонкая темная линия осталась там, куда было приставлено лезвие, чуть ниже выступила смазанная капелька крови. Наконец он оказался ко мне так близко, что я мог рассмотреть его лицо, — то был вовсе не Магн, а совершенно безвредный юноша с перепуганным взглядом и лязгающими зубами.
Пока не пришел главный служитель, пока не зажглись светильники, выставив меня на всеобщее посмешище (и поделом), я отпустил его и вылез из воды. Я вытерся на бегу и постарался спрятать нож прежде, чем вышел на свет и потребовал свои вещи. Цицерон был прав. Я был встревожен, опасен и не годился для прогулок по улицам.