Сопение внезапно прекратилось. Старик уставился на меня, затем посмотрел на жену. Насколько я мог видеть, она отвечала ему сердитым взглядом, но не исключено, что украдкой она подала ему какой-то знак, потому что, когда он вновь повернулся ко мне, он выглядел так, словно получил от нее скупое позволение говорить.
— Был один человек… Женщина. Она живет в доме напротив. Ее имя Полия. Молодая женщина, вдова. Живет вместе с сыном; мальчик немой. Кажется, я припоминаю, что один покупатель говорил, будто сразу после убийства Полия всем о нем рассказывала и будто она все видела из своего окна. Естественно, когда она пришла сюда в следующий раз, я спросил ее об этом. И знаете что? Она не сказала об этом ни слова, стала такой же молчаливой, как и ее сын, и только умоляла, чтобы я никогда ее больше не спрашивал и никому не говорил того, что могло бы… — Его челюсти виновато дернулись и замкнулись.
— Скажи мне, — спросил я, копаясь в сушеных смоквах, чтобы отыскать более или менее съедобные, — немой мальчик любит смоквы? Тирон, дай хозяину монету из моего кошелька.
Тирон, который нес мою сумку, перекинув ее через плечо, запустил в нее руку и достал медный асс.
— О нет, асса мало, Тирон. Дай ему сестерций, и пусть оставит сдачу себе. В конце концов, эти расходы оплачивает твой хозяин.
Старик принял монету и подозрительно на нее поглядел. У него за спиной жена продолжала стучать ножом с выражением угрюмого удовлетворения.
— Такой смирный раб и такой благовоспитанный. Ты точно не хочешь его продать?
Я только улыбнулся и сделал знак Тирону идти следом. Прежде чем выйти на улицу, я обернулся.
— Если ваш сын настаивал на том, чтобы продать единственного вашего раба, то почему же он не помогает вам сам?
Произнеся эти слова, я сразу же пожалел о том, что они сорвались у меня с языка.
Женщина отшвырнула нож, который пролетел через всю комнату и со стуком вонзился в стену. Она заломила руки и упала лицом на прилавок. Старик склонил голову и сжал кулаки. В затхлом сумраке лавки они, казалось, застыли, как на жуткой живой картине, оцепеневшие от нахлынувшей скорби — отчасти устрашающей, отчасти комичной.
— Война, — пробормотал старик. — Пропал на войне.
Я отвернулся и подтолкнул ошарашенного Тирона. Мы выскользнули на залитую ярким светом улицу.
Жилой дом напротив был построен не так давно. Смотревшие на улицу слепые стены были до сих пор не слишком обезображены предвыборными призывами (при диктатуре Суллы выборы по-прежнему проводились, хотя и без особого энтузиазма). Куда больше было на них отборной похабщины, которую, судя по ее содержанию, оставили удовлетворенные посетители, возвращающиеся из Лебединого Дома. Я заметил, что Тирон выгнул шею, чтобы разобрать одну из самых скабрезных надписей, и на манер школьного учителя неодобрительно цокнул языком. Одним глазом я и сам скользил по этому утомительному перечню, рассчитывая встретить в нем нужное мне имя; но ни призвавшая к себе Секста Росция Елена, ни ее примечательные дарования в надписях не упоминались.