Она потеряла рассудок.
Она потеряла чувство реальности…
Я глупо ощупал ее, чтобы убедиться в ее существовании.
— Убирайся! Убирайся немедленно! — сказал я, глядя сквозь нее, изгоняя ее как привидение.
Но она взяла меня за руку и прошептала:
— Идем со мной!
Только тогда я понял, что она живая. Я даже отметил, что она была одета очень просто и не имела никаких драгоценностей. Мне это показалось неприличным, намеренным, словно вызов.
Я грубо отбросил ее руку, державшую мою, и крикнул:
— Убирайся!
Вокруг нас уже поднимался ропот, в котором я разобрал лишь одно слово:
— Метиска… метиска.
Флоранс взглянула на всех, кто нас окружал, с испугом и ненавистью. Свой взгляд преследуемого животного она перевела на меня, чтобы попросить о помощи. Но я еще раз сказал:
— Убирайся!
— Нет, — шепнула Флоранс. — Нет, я не оставлю тебя этим женщинам!
— Значит, ты считаешь, — начал я, дрожа от ярости, — ты, значит, считаешь…
Я не закончил. Моя ярость нашла достойную цель. Прорвав толпу своей массой, ко мне направлялся Ван Бек.
Ван Бек и его молчаливый ход, Ван Бек и его рот в форме слизняка, Ван Бек, сила которого свела меня на судне к сущности куклы в его руках! Ван Бек провоцировал меня перед всем светом в Шанхае.
Дикая сила, швырнувшая меня к нему, подсказала форму атаки, достойную моего костюма. Я употребил, не отдавая себе в этом отчета, способ, которым пользуется в притонах человек роста и веса меньшего, чем у противника.
Я схватил Ван Бека за плечи и, опираясь о его собственные кости, нанес ему удар головой в подбородок со всей силой своей ярости и опьянения.
Не успев сделать ни одного движения, он упал.
Я тоже.
Я увидел у своего изголовья сэра Арчибальда. Он держал бокал спиртного и, как только я пришел в сознание, дал мне глотнуть добрую половину даже раньше, чем увидел, что я стал воспринимать окружающее.
— Нет, вы не умерли! — воскликнул он лихорадочно, словно я хотел доказать ему обратное. — Я сразу это сказал. Я никогда не сомневался в вас, мой дорогой молодой друг. Вы не умерли.
Я ничего не понял из его слов: ни почему лежал в незнакомой мне комнате, ни почему вокруг моей головы был мокрый красный платок.
Стон сэра Арчибальда внезапно пробудил игру моей притупленной памяти.
— Если вы не умерли, — вздохнул старый англичанин, — Ван Бек тем более.
Ван Бек… костюмированный бал… удар, который я нанес колоссу своей головой, сумасбродство метиски.
Снова во мне вспыхнула ярость. Я встал, несмотря на острую боль, пронзившую всю мою черепную коробку, и крикнул:
— Что эта скотина, что ваша дочь делали на празднике? Не для них было это место, ни для него, ни для нее.