Закончив говорить, Ян смотрел в глаза каптерщику. Гриша, щелкая ножницами, улыбался. Остальные тоже еле сдерживали смех. В глазах Абдуллы стоял страх. В глупой голове лихорадочно скакали мысли. Этот прапор и вправду может поговорить с командиром. Шульц не Белый. Жалеть не будет. И тогда…
Тогда прощай теплая каптера, здравствуй грязный сырой окоп. Обстрелы по ночам, холодная жратва, мокрый изъеденный крысами хлеб. Нет, только не это.
— А чем Шульц недоволен? — вкрадчиво спросил каптерщик. Он уже понял, чтобы усидеть на мягких матрасах, надо прогнуться.
— Говорит, что ты для него черный «танкач» зажал, — вставил Сергей, раскрывая вещмешки.
— Да. И все?
— Ну, это то, что я знаю. А может ему еще чего надо.
— Понял, — Абдулла, повернувшись, пошел по коридору. Проходя мимо командирской двери, остановился. Постучал.
«Товарищ полковник, разрешите?»
— Вот крысенок! — смеясь, сказал Зброжек, когда Абдулла скрылся за командирской дверью. Все захохотали.
Из парка вернулись роты. В казарме началось оживление. Топанье, смех. Кто-то с кем-то ругался. К Сергею подходили знакомые, здоровались, жали руку. Гриша закончил стричь Яна, тот ушел в умывальник мыть голову. На табуретку сел Сергей. Снова прогрохотала вертушка.
— Не иначе «Корова» идет. Что-то «Крокодилы» разлетались. Сопровождают, наверное, — сказал Семен. Издалека и вправду послышался надсадный гул приближающегося транспортного вертолета Ми-26. Из умывальника, вытирая голову полотенцем, шел Зброжек. Рядом с ним семенил механик комбата Иваныч. Иваныч был невысок, кривоног и сух. Ему было далеко за сорок. Говорил скрипучим, как несмазанная дверная петля, голосом. В далеком Мурманске у Иваныча жила жена, дочь и внуки. Раньше он был мотористом на сухогрузе, ходил в загранку. По его словам четыре раза обогнул шарик по экватору. После развала союза и всеобщей вакханалии наступившей в стране, его сухогруз стал на вечный прикол. Работы не было. Вот так Иваныч и стал контрактником.
— Привет Серега, — проскрипел Иваныч, — вернулся? Значит снова споем с тобой.
Вокруг все засмеялись. Из песен старый матрос знал только одну, да и то один куплет. Но в творческом порыве, подогретом алкоголем, Иваныч умудрялся своей песней довести всех до белой горячки и сумасшествия.
— А рыбак! И ты здесь? Что ржешь? — Иваныч обратился к Семену. Семен тоже был в свое время матросом на рыболовном траулере. Только на Камчатке. В остальном их судьба была схожа. Иваныч никак не хотел видеть в Семене коллегу, упорно называя его рыбаком. Себя же он громко именовал — моряк заграничного плавания.