Однако ее везение должно когда-нибудь кончиться, а в этом нет ничего хорошего.
Чтобы не показать, как он разозлился на нее, Роунэн принялся разводить в тазике сухое молоко.
Он разорвал на куски несколько чистых чайных полотенец и окунул их в раствор.
Потом, взяв себя в руки, как гладиатор перед неизбежным выходом на арену, Роунэн снова повернулся к Шошане:
– Придержите простыню.
Он положил первый из пропитанных молоком кусков ткани на ее обнаженную спину и пригладил ладонью. Даже через повязку он чувствовал, какой горячей была ее кожа и пока еще, по крайней мере до неизбежного шелушения, необыкновенно гладкой и ровной. Он не знал другого способа облегчить боль Шошаны, но такое прикосновение к ней было достаточно интимным, чтобы почувствовать легкое безумие и ощутить нарастание самого что ни на есть грубого желания.
Роунэн подумал, что она вздрогнет, но она вместо этого слетка застонала от удовольствия и облегчения.
– О, – выдохнула Шошана. – Просто чудесно. Мне никогда еще не было настолько приятно!
Ее слова прозвучали совершенно невинно! И его задачей было, чтобы все так и оставалось.
Он подумал о том мужчине, которого никогда не видел, о мужчине, который должен был стать ее мужем. И почувствовал еще один, непривычный всплеск сильного чувства.
Это не ревность, сказал себе Роунэн. Боже упаси!
Но он понимал, что в его обязанности совсем не входило размышлять о том, достоин ли ее человек, за которого она едва не вышла замуж.
По ее собственному признанию, ее никто ни к чему не принуждал. Это была ее проблема, а не его.
Однако ощущение сумасшествия усиливалось. Он вдруг почувствовал желание показать ей, что значит страсть, нежность и утонченное удовольствие. Если бы она когда-нибудь узнала, что такое настоящие отношения между мужчиной и женщиной, она бы не согласилась на суррогат, какое бы давление на нее ни оказывали.
Роунэн сердито одернул себя. То, о чем он думал, нелепо, совершенно неприемлемо. Он знаком с ней меньше недели, а значит, не знает ее по-настоящему!
Кто бы мог предположить, что ему придется защищать принцессу от себя самого?
– Оставьте эти компрессы на спине на двадцать минут, – сказал он ровным голосом, нисколько не выдав своей внутренней борьбы и того безумия, которое угрожало охватить его. – К сожалению, в такой жаре молоко прокиснет, если оставить его на всю ночь. Вам надо будет смыть его в душе перед тем, как ложиться спать. – Роунэн протянул ей аспирин и стакан воды. – Это снимет жжение, – произнес он так, словно читал руководство по оказанию первой помощи. – И выпейте всю воду: вашему организму не хватает жидкости. Думаю, что вы будете спать как младенец после всего этого.