Мендель вернулся в Ленинград, в город, из которого эмигрировал. Он был идеалистом. Через полгода встретил мою бабушку, Софу, студентку финансового техникума и влюбился без памяти. Моя мама родилась в 36 году. А в 37 деда Менделя взяли как врага народа и сослали в Гулаг. Там он и сгинул.
Я в детстве могла часами слушать бабушкины рассказы. Она говорила, как жила, просто и спокойно. А я не могла без содрогания слушать некоторые ее истории.
Когда я собиралась в Израиль, я спросила бабушку:
– Ты можешь отдать мне трюмо, я его увезу с собой? – Трюмо было роскошное, из красного дерева с резными завитушками, в общем антик начала века. Оно загромождало бабушкину однокомнатную квартиру. Бабушка все равно хотела продать его в БДТ.
– Да, – сказала она, – забирай, будет тебе память обо мне.
– А ты только трюмо купила, или еще что-то? – поинтересовалась я.
– Да нет же, это трюмо – последнее, что осталось от большого гостиного гарнитура. Его купил в 1911 году твой прадед, Бенцион Шварц.
– А что еще было в этом гарнитуре?
– Шкаф был зеркальный, резные подставки для цветов, ломберный столик.
– Это что еще такое?
– Это столик для игры в карты. Он был овальный, раскрывался, а внутри был обит зеленым сукном. Еще у него была крестовина на ножках и углубление для мела.
– Класс! – я тут же представила себе этот столик и я мысленно начала записывать карточные долги на зеленом сукне. – А где он сейчас? Ты его продала?
– Нет, – ответила бабушка. – Когда в 37 году пришли за дедушкой, его забрали.
Я заледенела. Я просто не могла себе представить, что вот сейчас, ктото вламывается в мой дом, мою крепость, забирает моего мужа и мой любимый ломберный столик и уходит безнаказанным.
– Потом нас выселили из нашей хорошей трехкомнатной квартиры в притвор.
– О Боже, это еще что такое? – выдохнула я.
– Это огороженный воротами угол между двумя домами. Там мы и жили, пока не эвакуировались во время войны.
– И ты еще спрашиваешь меня, почему я уезжаю в Израиль? – в сердцах бросила я. – Да чтобы никто не мог зайти вот так ко мне и выгнать меня на улицу! Почему ты не хочешь ехать с нами?
– Не знаю, – бабушка пожала плечами,– я была здесь счастлива.
Вот и пойми это поколение! Она была счастлива. С мужем в Гулаге, с жизнью в притворе. Просто она была молодая и во что-то верила.
Все это вертелось у меня в голове, пока я заваривала чай. Не люблю чай в пакетиках, не чай, а какие-то презервативы. У меня на кухне прибита к стене полочка, на ней в ряд стоят расписные жестяные баночки с чаем. Набор привез Денис из Японии, когда ездил туда в командировку на конгресс по программированию. Чай давно кончился, но баночки были такие красивые, что я сделала для них полку и теперь насыпаю в них развесной чай. У меня есть и жасминовый, и черный байховый, и «Тадж Махал». Сегодня я заварила себе чай с бергамотом «Эрл Грэй». Бергамот – это не сорт груши, как думают некоторые, а душистое растение, масло которого добавляют в чай и он приобретает изумительный аромат. Я выпила большую чашку без сахара, дабы не нарушать букет, и наконец-то проснулась.