Он сидел у окна, глядя вниз на ровное поле, выкупанное в холодном лунном свете и разрезанное пилоообразными тенями, как будто кору земли взломало архитектоническими плитами. Под ней обнажился каркас арматуры, дранки и резаного металла, похожий на расползающуюся сетку водорослей. На другой стороне поля из-под колышущегося одеяла, наброшенного на съеженный силуэт окна какого-то сквота, мерцал сумеречный свет. Слабое дребезжанье гитары, сопровождаемое чем-то похожим на хныканье избалованного ребенка, разносилось по пустырю; время от времени его нарушали выкрики пьяного воодушевления и звон бутылок, бьющихся о кирпичи внизу. Посреди хлама, на большой бетонной плите, стоящей наискось, собаки сплелись вихрем крови и клыков, пожирая друг друга под аккомпанемент коллективного энтузиазма толпы помешанных пьяниц, ревущих в катарсисе, как на второсортном боксерском матче. Бойня вдруг прекратилась, и постепенно звук, который, должно быть, продолжался все это время, стал явственно различим — далекий стон, низкий и тщетный, будто кто-то воспроизводил жуткие бессловесные эмоции тягостного сна, не просыпаясь. Карлик понял, что звук идет изнутри здания, снизу: должно быть, это старуха. Он взял фонарик, отомкнул запоры на двери и стал спускаться по лестнице. Собака плелась за ним следом. Стон не утихал, направляя его. Добравшись до низу, карлик услышал сдавленный хрип, обволокший его в окружающей тьме так, будто он просочился сквозь полог мрака. Карлик ждал, что грубые руки сейчас протянутся к нему и начнут слепо гладить его по лицу. Но за последним темным поворотом лестничного колодца он увидел бледный свет свечей, тускло мерцавший, трепеща в дуновении сквозняка из ее окна. Когда они подошли к двери, собака чуть отступила назад, рыча, как глохнущий двигатель.
Старуха лежала на спине посреди помещения, раскинув ноги и руки, будто в зловещей имитации гимнастики. Слюна стекала из уголков ее рта и рассеивалась мелким туманом, когда хриплый стон выходил из самых глубин старухиной груди. На мертвой точке в растворяющемся дыме и мраке над нею застыли глаза, как будто старуха расшифровывала тайное послание, начертанное во мгле. Бутылка водки валялась, растекаясь темной лужей, около ее головы.
Свора котов и крыс грызла ее голые стопы, парализованные ударом. Животные вяло лакали кровь из разодранной плоти, словно волчата в норе, сосущие молоко матери. Выше, у старухи под юбкой, крыса размером с футбольный мяч вгрызалась в мякоть между ног. Карлик завопил, нападая, ожидая бегства демонических тварей, но вместо этого они лишь немного сдвинулись, неохотно, всей стаей вместе.