"Китнисс?" голос Хеймича в моем наушнике.
Я пытаюсь ответить, но нахожу, что обе мои руки плотно заживают мой рот.
"Китнисс!"
В день, когда умер мой отец, сирены включились во время моего школьного обеда.
Никто не ждал, когда нас отпустят, и не собирался ждать.
Авария в шахте была чем-то, что не поддается даже контролю Капитолия.
Я прибежала в класс Прим.
Я все еще помню ее, очень бледную маленькую семилетнюю девочку, прямо сидящую за партой.
Ждущую, что я приду за ней, поскольку я обещала, что заберу ее, если сирены когда-либо зазвучат.
Она вскочила с места, схватила меня за рукав пальто, и мы пробирались сквозь потоки людей, наливающихся на улицу, чтобы добраться до главного входа шахту.
Мы нашли нашу мать, сжимающую веревку, которая была торопливо натянута, чтобы удержать на месте толпу.
Оглядываясь назад, я думаю что должна была знать что проблема была именно тогда.
Почему же тогда мы смотрели на нее, когда гибель была очевидена? Лифты скрипели, провода вспыхивали когда они вытягивали обгоревших шахтеров на дневной свет.
С каждой прибывшей группой слышны крики облегчения родственников, которые ныряют под веревку, чтобы увести своих мужей, жен, детей, родителей, братьев и сестер.
Мы стояли на морозе, ночь сменила день, землю усыпало легким снегом.
Лифты двигались все медленней и медленней, и выгружали все меньше людей.
Я опустилась на землю, прижала руки к золе, крайне нуждаясь чтобы моего отца спасли.
Не знаю, существует ли чувство большей безпомощности, чем когда ты пытаешься дождаться спасения человека, которого ты любишь, находящегося в подземной ловушке.
Раненные.
Трупы.
Всю ночь в ожидании.
Незнакомцы укрывают вас одеялями.
Кружка чего-то горячего, к который вы не притрагиваетесь
И наконец, на рассвете, огорчение на лице капитана шахты, которое может означать только одно.
Что нам теперь делать?
"Китнис! Ты там?" вероятно в данный момент Хеймич рассматривает вариант кандалов для головы.
Я опускаю руки.
"Да.
"Зайди внутрь.
На случай, если Капитолий попытается предпринять ответные действия, при помощи оставшихся воздушных сил," инструктирует он.
"Да", повторяю я.
Все кто на крыше, за исключением солдат с автоматы, начинают продвигаться внутрь.
Пока я спускаюсь по лестнице, я не могу сдержать и провожу пальцами по белым незапятнанным мраморным стенам.
Такие холодные и красивые.
Даже в Капитолии, нет ничего, что было бы под стать великолепию этого старого здания.
Но они ничего не дают - они лишь только забирают мое тело и мое тепло.
Камень всегда побеждает людей.
Я сижу у основания огромной колонны в самом большом зале.