Сергей медленно отстранился от тарелки. Выражение лица у него в этот момент было в точности как у актеров, когда те, играя исследователей космических глубин, видят перед собой неизвестную инопланетную субстанцию и мгновенно интуитивно понимают — все, абзац. Им еще не известно, что это за тварь, умом они соображают, что надо тащить ее на корабль, чтобы там, в лаборатории… Но зрители по выражению их лиц в самый первый момент встречи с тварью уже поняли — ничего хорошего из этого не выйдет, а потому начали отчаянно переживать, глядя, как ученые — умные, симпатичные люди, которые, в общем, все правильно делают, — шаг за шагом приближают собственную мучительную гибель. И ужас-то как раз именно от того, что поступают правильно, а все равно помрут.
Сергей медленно встал, постоял над тарелкой, а потом вдруг с неожиданной злостью схватил ее, подошел к раковине, открыл дверцу под ней и вывалил свой ужин в мусорное ведро, затем резкими, яростными движениями сполоснул тарелку и сунул ее в посудомоечную машину.
Глубоко вздохнул. Вынул из шкафчика бутылку коньяка и рюмку. Налил. Поднес ко рту, поморщился и отставил, заранее ощутив жжение — предвестник будущего дискомфорта в пустом, урчащем от голода желудке.
Со стороны коридора послышалось шлепанье босых ног. Вошла дочка Катя.
— Привет, пап, — бросила она, не отрывая взгляда от мобильного телефона и сосредоточенно набирая кому-то sms-ку.
— Привет, — сердито буркнул Сергей.
Тут Катя вздрогнула, услышав новые, тревожные нотки в отцовском голосе, и посмотрела на него.
— Ты чего такой? — спросила она испуганно.
— Жрать хочу, — ответил тот.
Однако от простого Катиного вопроса раздражение его куда-то мгновенно испарилось. Дочка услышала, что с ним происходит нечто нехорошее. Между ней и отцом произошел невидимый глазу молчаливый обмен энергией.
— Хошь бутер? — Катя распахнула громадный холодильник. — С икрой. Или сыром. Или колбасой.
— Хочу, — Сергей сделал глубокий вдох, потом выдох и тяжело грохнулся обратно за стол, на табуретку. — Давай со всем, что есть.
Минут за пять Катя настрогала целую тарелку кривых толстых сэндвичей и поставила ее на стол. Налила Сергею чашку чая, сыпанув туда ложки четыре сахара.
— Варенья хошь? — спросила она, видимо желая по максимуму подсластить ему жизнь, исходя из собственных скромных возможностей.
— Давай, — Сергей с облегчением взял один из бутербродов и начал его жевать.
Криво нарезанная булка крошилась, масло лежало толстым куском, икринки приходилось ловить ртом и свободной рукой, чтобы они не скатывались, — но это все мелочи. Бутерброд был вне всякого сомнения настоящим. Его можно было съесть. И Катя тоже вполне настоящая. И сын Ромка тоже. Значит, все же есть семья. Реальная. Не в матрице Сергей живет, а в нормальной жизни.