— Но мы тоже воюем хорошо, — продолжал Краев. — Немцы испытали это на себе. Мы их побили и остановили. Они уж сколько дней сидят в Волоколамске! Мы будем бить их до тех пор, пока не разобьем, товарищи, пока не победим. То, что мы остановили врага, — это цветочки, а ягодки впереди. Когда подойдет подмога и будет у нас много танков, мы погоним немца, и он, как миленький, побежит назад...
На нас, товарищи, весь народ смотрит как на своих защитников. Поэтому мы должны честно и храбро драться...
...Краев проводил меня до своего правого фланга и пошел в другие взводы своей роты, чтобы провести там беседы.
Я шел пешком к себе в штаб под впечатлением его выступления. Если все командиры и политработники так перескажут содержание речи Главнокомандующего, как это сделал Краев, это будет неплохо.
Я вспомнил слова нашего генерала на одном совещании командиров и политработников. Панфилов говорил:
«...Мы сдали Волоколамск, но зато основательно потрепали четыре-пять полков противника. Он не достиг своей цели. Мы сорвали ему план, мы заставили его хотя временно, но отказаться от дальнейшего наступления. Теперь он не от хорошей жизни сидит в Волоколамске. Передайте это бойцам, а то они могут подумать, что мы без толку отступаем. Правда, мы отступаем тоже не от хорошей жизни, мы вынуждены отступать, но не без толку, а с толком. Немец остановился временно, он набирает силы, чтобы сделать еще один рывок и очутиться в Москве. Мы не позволим ему этого. Мы должны и впредь навязывать врагу затяжные бои, выигрывать время для подтягивания и сосредоточения наших резервов...»
К нам приехал начальник артиллерии дивизии подполковник Виталий Иванович Марков. Видно, он еще переживал гибель своего боевого друга и соратника — Ивана Васильевича Панфилова, нашего комдива. С коня медленно слез сгорбленный сорокалетний старик. Я очень удивился: никогда не думалось встретить Маркова таким! Этот моложавый, невысокого роста блондин раньше всегда производил на меня впечатление волевого, мужественного человека, офицера высокой культуры, большого природного такта и воинской этики — он умел с достоинством и подчиняться, и командовать.
От Маркова я ни разу не слышал ни грубого слова, ни окрика. Строгий, ровный и прилежный, он все делал по-человечески разумно и по-военному точно и правильно. Он не рисовался, никогда не злоупотреблял своей властью. Словом, это был достойный помощник Ивана Васильевича, а для нас — заслуженно уважаемый товарищ.
— Знаете, — с грустью сказал он мне, — нам приказано оставить занимаемые позиции и отойти на следующий рубеж. И приказано сжигать все на пути нашего отступления...